Штурм начали в три ночи. Прячась в пышной зелени сада, тихо и незаметно подошли к дому, засели в кустах. Первого охранника сняли прямо на гравийной дорожке — перерезали горло, он и пикнуть не успел. Второго — он обходил дом кругом — чуть позже. Оставшуюся троицу расстреляли из автоматов, ворвавшись в холл и застав парней за игрой в «козла». Потом их трупы вышвырнули на крыльцо, чтоб не мешались под ногами, и начали разграбление. Сначала брали все — вазы, картины вместе с рамами, столовое серебро, шахматы из слоновой кости, старинные книги — потом поняли, что все добро не вывезти даже на «УАЗе», и стали отбирать только самое ценное: драгоценности, деньги, антикварные безделушки. Между делом разоряли бар Карэна, вливая в свои глотки выдержанные коньяки, виски, джин и запивая все это тонким французским вином. Через пару часов надрались до такой степени, что захотели «любви». И тут вспомнили, что наверху есть пара молодух и одна еще вполне аппетитная бабенка. С радостным криком в дым пьяные бандиты кинулись вверх по лестнице…
Бэла Ашотовна предвидела это. Как только услышала выстрелы, она поняла, в чем дело. Конечно, она надеялась на то, что бандиты, взяв ценности, уйдут, не запятнав себя насилием над беззащитными женщинами, но когда через час до нее донесся пьяный ор, она изменила свое мнение. Тогда, сняв со стены ружье своего мужа, бабушка вышла в коридор, встала, как страж, у основания лестницы и велела Каре и Марианне быстро покинуть комнату, в которой они спрятались, и мчаться в башню. Там был чердачок. Узенький, низкий, в нем нельзя было ни стоять, ни лежать, только сидеть, поджав под себя ноги, и в нем как раз могли поместиться две девушки. Бэла Ашотовна надеялась, что бандиты их там не найдут.
Когда Кара с Марианной скрылись, она вернулась в комнату, села рядом с невесткой на кровать, положила на колени ружье и стала ждать. Ждать пришлось недолго. Спустя час четверка ополоумевших от вина, крови, сознания собственной силы и безнаказанности отморозков смела хлипкую преграду двери и ворвалась в комнату.
Бэла Ашотовна вскинула ружье. Все заржали — не поверили, что старушонка выстрелит. Один из них, обвешанный цепочками Карэна, похотливо облизнулся, глядя на Елену, и сказал какую-то сальность. Все заржали еще громче. Тогда он швырнул об стену бутылку, которую держал в потной руке, и, рванув брючный ремень, шагнул в комнату…
Вот тут Бэла Ашотовна и выстрелила. Пуля, выпущенная из ствола старого ружья, из которого до того стреляли лишь по уткам, попала бандиту в живот. Он охнул, схватился за бок. Бэла Ашотовна спустила курок вторично. Но она так и не узнала, достигла ли ее пуля цели, так как в этот момент один из бандитов (только он таскался по дому с автоматом) срезал старуху очередью. Бэла Ашотовна рухнула на пол, так и не выпустив из рук ружья, следом за ней на кровать упала Лена — две пули достались ей…
Смерть еще двоих человек наемников не сильно расстроила, огорчило только то, что не удалось воспользоваться красивой русской бабой. Тут они вспомнили о паре молодух и начали их поиски…
Девушек нашли лишь под утро. Выволокли из укрытия, бросили на пол гостиной, сорвали одежду… Изнасиловали только по разу, чтобы не покалечить, бить совсем не стали, дабы на лицах не осталось следов. Потом впавших в ступор девушек связали и отнесли в машину — мародеры знали, где можно продать такой первоклассный товар, как юные красотки…
Все это Карэн узнал через неделю, когда в его кабинет пинками загнали троих беглецов (четвертый умер от заражения крови — пуля бабушки все же отправила его на тот свет) и когда они, сбиваясь, заикаясь от страха, иногда похныкивая, выложили ему все… Вернее, почти все, за исключением того, что хотели изнасиловать его жену и надругались над невинной дочерью, но это он сам понял, а когда понял, заставил их признаться… Потом он взял у своего бойца пистолет и трижды выстрелил — каждый получил пулю в голову. Затем он отшвырнул оружие, велел убрать трупы и вернулся туда, где провел всю предыдущую неделю…
В погреб.
Там, среди бочек с вином, среди банок с аджикой и мешков с курагой он прожил все эти кошмарные дни. Сидя на земляном полу, он пил, практически не закусывая — зажевывая иногда сушеным абрикосом, и все. Спал Карэн там же, падая на бочку с «Изабеллой», он забывался, но через пару часов выныривал из вязкого дурмана и продолжал поглощать вино. Наверх он поднялся только на похороны, все остальное время сидел под землей, и выгнать его из убежища не могли даже взрывы — когда дом сотрясся под ударом попавшего в него снаряда, Карэн только хмуро глянул на пролившееся вино и плеснул себе новую порцию.