М-да! Я-то думал, откуда у Горбаша деньги на новенькие «Жигули»? Оказывается, все просто: надо улучшить технологический процесс, превратить шесть процентов брака в товарную муку и найти для нее рынок сбыта. Брак, кстати, исключает из цепочки плановиков завода и бухгалтеров. Для них никакой сэкономленной муки не существует. Есть только брак, отходы производства.
Есть ли в действиях Горбаша и технологов состав преступления? Наверное, есть. С одной стороны, они расхищают то, чего по бухгалтерским документам нет, но с другой-то стороны, мука государственная. Ну и что, что они ее сэкономили. Обратились бы в областное управление хлебопекарной промышленности и попросили снизить объемы поставок или напекли бы сверхплановых булочек, которые черствели бы в магазинах.
После смерти Горбаша технологам было о чем задуматься. На место главного инженера должен прийти специалист со стороны, с другого предприятия. Вдруг он окажется принципиальным человеком и напишет заявление в БХСС? Все свалить на Горбаша у технологов не получится. При проверке им тут же зададут вопрос: «Почему вы никому не сообщили, что часть заказанной муки не поступает на завод?» Стоит одному из участников цепочки дать правдивые показания, как они тут же все друг друга уличат, никто гордого молчания хранить не будет».
Выпив совсем немного, я спрятал початую бутылку в шкаф. На душе было мерзко. Оказывается, как мужчина я вовсе не интересовал Маркину. Для подстраховки ей нужен был любовник – сотрудник милиции, только и всего.
«Пока был жив Горбаш, Татьяна рассматривала меня как возможную замену женатому дальнобойщику, ее постоянному любовнику. После смерти главного инженера я вышел на первый план. Если бы я остался у нее и у нас завязались бы постоянные отношения, то в случае разоблачения я был бы просто обязан помочь ей выпутаться из опасной ситуации. Своему любовнику она имела бы полное право сказать: «Как спать со мной, так ты горазд, а как помочь в трудную минуту, так в кусты?»
К тому же ее уют! В него затягивает, как в омут, как в воронку на реке. Невольно на ум приходит мысль: «Стоит ли бегать в поисках пропитания, когда у Татьяны каждый вечер на столе полно вкусностей?» К тому же утюг! Я никак не мог обзавестись своим утюгом и просил его то в одной комнате, то в другой. У Маркиной не только был свой утюг, она бы наверняка с удовольствием гладила мне рубашки, чтобы вся общага знала, что у нас крепкие отношения и она за мной как за каменной стеной. Интересно, если бы не история с открыткой, она бы нашла в ближайшие дни правдоподобный повод зазвать меня к себе? Наверное, нашла бы, и я не даю гарантии, что не остался бы у нее».
Воскресенье я провел с Калмыковой. Лариса поморщилась, узнав, что я помог ее начальнице донести ребенка до общежития, но выговаривать мне ничего не стала. В конце встречи она сказала:
– Помнишь, у нас была техничка, которую за пьянку уволили? Как ее не стало, мы все свободно вздохнули. Она же ни с кем дружеских отношений не поддерживала, о себе ничего не рассказывала. Ходит мрачная по цеху, неизвестно что о тебе думает. Мы между собой ей кличку дали – Ведьма. Скажи, она ведь правда была похожа на ведьму? Как посмотрит исподлобья, так мороз по коже. Еще бы Макарыча уволили, и совсем бы прекрасно стало.
– Техничка с тобой в одном цехе работала, с ней все понятно, а бригадир грузчиков тебе где дорогу перешел?
– Да ну его, зэка несчастного! Прирежет еще.
– За что? – изумился я.
– Не знаю, но я его боюсь. Ты в следующее воскресенье придешь? Я постараюсь маму в гости отправить. Если не получится, можно у моей подруги встретиться.
Глава 25
Под утро мне приснилась цыганка. Она стояла у классной доски с указкой в руке.
– Посмотрим сюда. – Цыганка постучала указкой по вычислениям, написанным мелом. – За бюстгальтер «Анжелика» вы переплатили продавцу универмага три рубля. Покупка обошлась вам в 15 рублей. Мы предлагали вам полуторную цену, но за хорошую вещь заплатили бы двойную, то есть 30 рублей. «Анжелику» мы бы продали перекупщикам за 40 рублей. Они бы толкнули ее на базаре за 50. Никто бы в накладе не остался! Все были бы при деньгах, а ты все испортил.
– Я – сотрудник милиции, а не спекулянт, – жестко отрезал я.