Капля чужой вины

– Не прикидывайся простачком из глухой деревни! – начала заводиться она. – Деньги еще никто не отменял. Мы зайдем в стол заказов. Я выберу две одинаковые вещи. Одну оставлю себе, другую продам в два раза дороже госцены и половину от полученных денег отдам тебе. Все так делают!

– Да пошла ты! – дернулся я. – За кого ты меня принимаешь? За спекулянта?

Я развернулся и ушел к себе. Открытка осталась у Татьяны. Минуты через три раздался стук в дверь.

– Андрюша! – позвала Татьяна. – Выгляни в окошко, дам тебе горошка!

Я открыл. Маркина вошла.

– Ты чего себя ведешь, как психопат? – вполголоса спросила она. – Не надо денег – значит, не надо! Я на всю сумму для дочки вещей куплю.

– Иди и покупай! – резко ответил я. – Я в этом мероприятии участия принимать не желаю.

– Без тебя меня в стол заказов не пустят, – пояснила она ласково-примирительным тоном, каким говорят со слабоумными. – Если тебе приглашение не нужно, то разорви его и выбрось. Я без твоей подачки не обеднею.

Она положила открытку на стол и пошла к двери.

– Завтра в одиннадцать часов я зайду за тобой, – сказал я ей вслед. – Если денег не будет хватать, рублей двадцать займу.

Маркина обернулась, послала кончиками пальцев воздушный поцелуй и оставила меня одного.

«Если бы не эти идиотские правила, я бы выбросил открытку. Но как я могу пойти против Вьюгина, Шаргунова, против всех? Придется идти с ней и контролировать, чтобы она на перепродажу вещей не набрала».

Глава 23

Если бы неделю назад меня спросили, кто у Маркиной, мальчик или девочка, я бы затруднился ответить. С самой Татьяной я часто встречался и на заводе, и в общежитии, а ребенка ее не видел ни разу. Или видел, но не обратил на него внимания.

В субботу Маркина вышла в коридор с девочкой на руках. Девочка была одета, как все дети в ее возрасте: шапочка из искусственного меха с бельевой резинкой поверх головы, пальтишко, теплые штаны и валенки. По одежде определить пол ребенка было нельзя, но миленькое личико не оставляло сомнений – это девочка, лет трех-четырех.

На остановке, убедившись, что знакомых рядом нет, я взял ребенка на руки и донес до самого универмага. Девочка оказалась покладистой: не дергалась, не просилась к маме, не спрашивала: «Дядя, ты кто?»

В магазине Маркина уверенно повела меня во внутренние помещения, к служебному входу.

– В общежитии узнала, где стол заказов, – пояснила она.

В нашей общаге не все знали, где универмаг-то находится, а уж о столе заказов вряд ли вообще кто-то слышал. Делать работягам в спецотделе нечего, да и покупать дефицит не на что. Я не стал ехидничать и разоблачать маленькую ложь, хотя забавно было бы узнать, кто рассказал ей о местонахождении стола заказов.

За дверью в служебные помещения на лавочке сидела женщина в рабочем халате. Предупреждая ее вопрос, я вернул девочку Татьяне, достал из внутреннего кармана открытку и веско сказал:

– Я – по приглашению.

Техничка показала рукой вглубь коридора:

– Прямо, потом направо, вниз по лестнице и еще раз направо.

Никогда бы не подумал, что внутри универмага есть такие лабиринты! Если бы не четкие указания охранявшей вход уборщицы, я бы нескоро нашел кабинет с табличкой «Стол заказов».

Приветливая женщина нашла мою фамилию в списке приглашенных, поставила роспись на открытке.

– Куда идти, знаете? – спросила она. – Сейчас пройдете прямо, спуститесь в подвальное помещение и далее, по коридору, пока не встретите указатель «Секция № 6 ДШ».

Я посмотрел на Татьяну. В глазах ее был восторг, как у ребенка, впервые попавшего на новогоднюю елку с настоящим Дедом Морозом.

До нужной секции мы добрались быстро. Сразу от входа начинались стеллажи с детскими вещами. Заведующая секцией проверила открытку, сделала отметку в специальной тетради. Маркина по-хозяйски вручила мне ребенка и стала подбирать девочке импортный комбинезон. Я сел на лавочку у входа и погрузился в свои мысли. Слушать разговор о детских вещах, размерах, покупке «на вырост» или обмене на базаре одного размера на другой мне было неинтересно.

«Слово «спекулянт» в Советском Союзе означает бесчестного человека, барыгу, наживающегося на дефиците, – размышлял я. – За границей спекулянтов называют бизнесменами, они уважаемые члены общества, а у нас спекулянт – это непойманный преступник. В то же самое время практически все граждане СССР обращаются за помощью к спекулянтам, если хотят приобрести качественную импортную вещь. Летом в городе в глазах рябит от этикеток на задних карманах фирменных джинсов. «Монтана», «Супер перрис», «Леви Страус» – эти марки знают все, но в продаже таких джинсов никогда не было. Их завозят из капиталистических стран спортсмены, моряки, артисты. После пересечения границы джинсы тут же попадают в руки спекулянтов и продаются на базаре по заоблачным ценам. Стоит ли осуждать спекулянтов, если законным путем приобрести импортные вещи негде? Никто же не принуждает тебя пойти на базар и отдать две зарплаты за джинсы с заветным лейблом. Не хочешь – не бери! Ходи в продукции фирмы «Тверь», демонстрируй прохожим свое презрение к импортным тряпкам.