- Если кто-то умеет их ломать, значит, кто-то должен уметь и делать.
Подхожу к тому месту, куда кивал мой собеседник. Ешкин кот! Он что, специально её с мясом выдрал? Даже провода наружу. Осмотрев розетку, решаю, что лучше будет её обесточить, дабы случайно не поджариться.
- Я сейчас отключу все розетки в вашем кабинете.
- Мне надо работать! - Рявкает, затем откидывается на спинку кресла и скрещивает на груди руки. В его взгляде ледяное презрение, даже ненависть.
Кофе тебе надо пить, а не работать.
- Это ненадолго. Иначе розетку не починить.
- Ты просто не умеешь работать.
- Могу вызвать Антона, он электрик. - Стараюсь говорить спокойно, даже тихо. Мне нравится, как возмущён Вадим Арнольдович, как он темнеет от негодования.
- А на какого хрена ты тогда здесь? Делай так!
Заявки принимать я здесь, я как бы инженер, а не электрик.
- Вы меня убить хотите, что ли? - Усмехаюсь. Ругаться не хочется, а если и долбанет - переживу. Побыстрее сделать бы да уйти, не смотреть на его недовольную рожу.
- Да мне вообще на тебя плевать. Мне надо работать.
Отворачивается к компьютеру, весь такий чистенький, в белой выглаженной рубашке, дорогом пошитом на заказ костюме. Каждая деталь будто говорит: я идеальный, я правильный, я… стерильный.
А я опускаюсь на колени и начинаю копошиться в розетке. Судя по характеру повреждений, её выдрали нарочно таким варварским способом. И я даже догадываюсь, зачем. Чтобы проверить меня на профпригодность. Идиот. Я работаю аккуратно, стараясь не касаться оголенных концов пальцами, но в какой-то момент наступает осечка. Резкая боль вспышкой заставляет одернуть руку. К своему позору, я болезненно вскрикиваю. А Вадим Арнольдович, кажется, только этого и ждал, за спиной я слышу громкий смешок. Оборачиваюсь.
- Хреновый из тебя специалист. - На лице улыбка. Что ж ты за чудовище-то такое?
Опускаю глаза. Что ему сказать? Он нарывается. На что нарывается? Или просто садист?
- Я так понимаю, чтобы купить акции нашего предприятия иметь деньги недостаточно. Нужно ещё быть и мудаком. - Рука ещё болит, но я надеваю на лицо улыбку. Вадим Арнольдович тоже не перестаёт скалиться. Вот только его зрачки совсем узкие.
- Твой любовник тоже акционер.
- Вот видите, я знаю о чем говорю.
Лишку спизданул как-то.
- И что ж ты тогда с ним спишь?
- За деньги, разумеется.
Вадим Арнольдович кивает, затем отворачивается к потухшему компьютеру. Вид у него глубоко оскорбленный. Бедненький, все ж тебя обижают.
- Работай. Или что, ручка болит? Привык другим местом работать?
- Вадим Арнольдович, - подымаюсь, отряхивая колени, - вас так заботит моя богатая сексуальная жизнь, что я уже начинаю переживать. Уж не завидуете ли вы?
- Что?!
Зря я это сказал. Забыв про белую рубашку, про идеальный костюм и надменное выражение лица, мой собеседник вскакивает с места и с кулаками на меня кидается. Он в таком бешенстве, что мне на мгновение становится страшно. Правая рука болит, но левая-то работает. Я уворачиваюсь от удара, хватаю его за шиворот и прикладываю к стене лицом. Слышится хрип.
Даже жаль, что он меня так ненавидит. Что-то в нем есть, принципы, может? Или злость? Мне бы хотелось чтобы он поменял обо мне своё мнение, насколько это возможно.
Мой удар заставляет его остыть. Он стоит не шевелясь, держится за нос, из которого ручьём течёт кровь. На меня смотрит. Интересно, что будет орать очередной раз? Уже и второй рукой пытается остановить кровь, но по-прежнему в оцепенении, что странно. Как-то неудобно вышло. Молчит. Тогда я достаю свой носовой платок и протягиваю ему. Не шевелится. Да что за черт? Я сую ему в дрожащие руки носовой платок, он опускает глаза и, глядя на кровь на своих пальцах, начинает заваливаться набок. Едва успеваю усадить его в кресло. Что-то крови как-то многовато, не настолько уж и сильно я его приложил.
- Что с вами? - Спрашиваю, он мотает головой, глаза закатываются, бледнеет. Уже вся рубашка в пятнах, и тут до меня доходит. Да он же боится крови! Есть даже какой-то термин в психиатрии, как раз про Вадима Арнольдовича. Подхватываю его, препровождаю в туалет. Он идёт с трудом, ноги заплетаются, молчит. Интересно, он сейчас хоть что-то понимает?
В туалете я запираю дверь, умываю Вадима Арнольдовича, прижимаю ему к носу холоный мокрый носовой платок, затем стаскиваю с него рубашку, чтобы отстирать пятна. Уж лучше пускай мокрый ходит. Не хватало еще, чтобы все были в курсе нашей с ним перепалки. Хотя, Сереженька, скорее всего, узнает уже сегодня, что ситуация вышла за границы разумного.
Вадим Арнольдович сползает по стене на пол, но я его уже не трогаю, а стираю рубашку. Наконец, кровотечение останавливается.
- У вас запасная рубашка-то есть?
- Зачем ты возишься со мной?
Смотрит снизу вверх, виновато. Интересно, чего он ждал, что я ржать над ним начну что ли?
- Надо было так оставить?
- Но я же не посочувствовал, когда тебя током ударило.
- Я должен был мстить за это? Рубашка есть?
Опускает глаза. Сложная ситуация, когда хочется сказать очередную гадость, но в своих собственных глазах чувствуешь себя редкостной сволочью.
- Я не люблю пидарасов.