- А не рановато ли ты алкашом становишься? - Капризный и обиженный голос. Учуял. Идиот. Пить на самом деле не хотелось, так, анестезия. Хочется кофе и прогуляться по весенней Москве. Но кто ж меня спрашивать-то будет? Остаётся представить кого-нибудь, кого-то приятного. Чувствую легкое головокружение. Запускаю руку в трусы, флегматично поглаживая член и перебирая в голове все возможные варианты. Неожиданно всплывает образ Вадима Арнольдовича, отчего член наливается кровью. Странная фантазия, но улыбаюсь. Уж кого бы я оттрахал, так это его. Но не по любви, а чтобы апломб сбить. Хотя, Вадим Арнольдович куда приятнее Сереженьки. И с каких пор я начинаю представлять в сексе не грудастых девок, а жилистого мужика? Списываю на желание самоутвердиться. Не мог же я по-настоящему превратиться в пидора?
Сереженька призывно на меня смотрит. Интересно, его самого не обижает, что кроме как опрокинув пару стаканов, на него залезть вообще нереально?
Смазка, презервативы, все уже на тумбочке. Но просто секса он не хочет, подавай ему ласки. Могу только за одно сказать большое человеческое спасибо: он не заставляет меня отсасывать. Зато с удовольствием это делает сам. А ещё он любитель целоваться, слюняво, с языком. Сегодня у него желание развлечься по полной программе. Он укладывает меня на спину и начинает ласкать мне член. Надо отдать должное, делает он это умело, с душой, как пылесос практически. И если в этот момент закрыть глаза, то вполне себе получаешь удовольствие.
У Сереженьки культ члена. Для него это не просто орган, а предмет поклонения. И его любовь к минету - это не стремление сделать мне приятно. Это желание прикоснуться к святыне, удовлетворить собственную пылающую страсть. Иногда мне кажется, что он последователь какой-то малоизвестной религии, где на божничке стоит фаллос. Он сам может кончить, работая ртом. От переизбытка чувств, если можно так выразиться. Но не в этот раз. Покопошившись у меня внизу, жирное рыхлое тело вновь пролезло целоваться. А значит, теперь моя очередь действовать.
Перевернув Сереженьку на живот, чуть приподняв, я щедро смазываю его задницу смазкой. Он подаётся задом ко мне, его небольшой член стоит, он возбуждён.
- У тебя такие руки, я с ума схожу от твоих рук. - Шепчет мне. Пятисотый раз одно и то же. Сереженька считает моё тело идеальным, и я не всегда понимаю, это так его любовь ко мне проявляется, или он восхищён моим телом, и потому воспылал страстью к его обладателю? - Давай, трахни меня, ну же…
И я трахаю. Прикрыв глаза, теребя в такт его член. После Сереженьки, думаю, я вполне мог бы работать в борделе или эскорте: мало какое тело вселяет в меня такую ненависть, как его. И дело даже не в том, что оно отвратительно. Я ненавижу своего любовника, и, думаю, это как раз тот случай, когда он был бы отвратителен даже в образе Аполлона.
После секса я иду в ванну, а оттуда - на кухню. Буду пить, до свинячьего визга, и пусть Сереженька бухтит все что угодно: я в домике, на дне бутылки.
Иногда я хочу позвонить матери. Пожаловаться на свою никчемную жизнь. И, конечно же, не звоню. Я принёс себя ей в жертву, но меньше всего я хочу, чтобы она об этом узнала. Потому что она вряд ли согласилась бы на такое. Хотя, что я себя обманываю? Согласилась, да еще как. Свинтила, роняя тапки. Но услышать это от нее, это выше моих сил.
========== 4. ==========
С утра в здании все сонные. Я иду в свою каморку, заботливо выделенную Сереженькой специально для меня и гордо названную кабинетом. Это почти нежилое помещение в подвале: маленькое окно под самым потолком, и оно почти не даёт света. Комната маленькая, возле стены стол и стул, сбоку шкаф с инструментами, проводами и кучей неведомой фигни, но такой нужной: какие-то розетки, выключатели, ручки от двери, лампы, колесики от кресел и прочее. На моем столе телефон, кипа бумаг и стакан с канцтоварами. Я редко здесь бываю, только когда совсем нет работы, а такое случается нечасто.
Одна из полок шкафа отведена под электрический чайник и чашки. Тут же, в углу, всегда прячу бутылку с коньком - на всякий случай, за банкой с кофе и пачкой печенья. По-прежнему хочется спать и, чтобы хоть немного проснуться, я делаю кофе. Звонит рабочий телефон. Беру трубку. Голос мужской и будто бы знакомый, только я не могу вспомнить, чей.
- Доброе утро, Олег?
Автоматически смотрю на часы. Время восемь пятьдесят восемь. Это кому ж неймется?
- Доброе, это я. Чем могу помочь?
- У меня выскочила розетка.
- Поздравляю. Номер кабинета.
- А я что, должен его помнить?!
- А, так это вы, Вадим Арнольдович? Так сразу б и сказали.
На другом конце провода сдавленный вздох. Бесится, что я его истеричкой выставил.
- Когда вы придёте?
- Пять минут. Вставить розетку недолго.
Вадим Арнольдович сидит за столом, помешивает ложечкой кофе. Не торопится, пьет. Не то что я. На моё появление даже не поднимается, только кивает куда-то в угол.
- Я надеюсь, вы умеете делать розетки?
- Делают розетки на заводе, а я их устанавливаю.
- Хреново вы устанавливаете, раз она выпала. Так что делайте.