Бывший капитан «Рюрика» не оставлял своих проектов. Негоже одним британцам искать Северо-западный путь. Никак негоже, особливо теперь, когда российский флот возобновил дальние вояжи. Англичане англичанами, да и нам не отстать бы.
Он писал «Краткое обозрение предполагаемой експедиции». Пусть корабли сперва достигнут Сандвичевых островов. Там, в солнечном архипелаге, повреждения исправят и трюмы пополнят. Потом один корабль возьмет курс на Берингов пролив, двинется далее «Рюрика» и оставит за кормой давний рубеж Джеймса Кука, а коли Нептун будет столь милостив, откроет и ворота Северо-западного пути. На сквозное же плавание — из океана в океан — покамест уповать затруднительно… А тем временем другой корабль предполагаемой экспедиции пересечет Великий, или Тихий, и приблизится к Южной матерой земле, к Антарктиде.
Разумеется, высказывался далее составитель плана, будет, пожалуй, справедливым, ежели первый корабль вверят именно лейтенанту Отто Коцебу…
Поля, проселки, мызы были уже укрыты снегами, когда капитан поскакал на почтовых в столицу. Обернулся он быстро — меньше чем в месяц. Тоненькие листочки — письма Коцебу своему флотскому учителю Ивану Федоровичу — рассказывают о похождениях нашего моряка в столице.
«Вы будете немало удивлены, — сообщал он Крузенштерну, — но мое путешествие в Петербург уже закончено, и дела совершенно успешны». И Коцебу поведал Ивану Федоровичу об этих успешных делах. Прежде всего он представил проект графу Румянцеву. Николай Петрович, говорит Коцебу, «нашел сочинения исключительно хорошими, несколько раз обнял, поцеловал меня и сказал: «Это должно заинтересовать государя». А Коцебу добавляет, что ему, мол, кроме одобрения Румянцева, иной похвалы и не надобно. Потом капитан имел аудиенцию у морского министра маркиза де Траверсе.
Маркиз, настроенный несколько недоверчиво, заговорил наконец всерьез. «Мне кажется, — насмешничает Коцебу, — он понял что «Рюрик» с пользой совершил свое путешествие». И обходительный маркиз с манерами лукавого царедворца любезно предложил Коцебу принять под свою руку будущую экспедицию в Берингов пролив.
А до поры до времени Коцебу нежился в деревенском уединении. Жарко играли печи, наполняя опрятные комнаты тихим сосновым теплом. За окнами сизые метелицы наметали сугробы. Неслышно катились дни.
Коцебу в мыслях своих возвращался к «Рюриковичам». Бестревожно думал об ученых и штурманах: этим жизнь хороша. Но у матросов, у нижних-то чинов… Каково им теперь? Что-то с теми, кому он, капитан, столь многим обязан? Опять тянут лямку строевой службы с ее мордобоем и линьками, на которые так щедры господа офицеры.
Коцебу письменно просил Николая Петровича выхлопотать отпуск бывшим своим соплавателям. Однако отпуск героям «Рюрика» никак не выходил: нужно было высочайшее соизволение. А известно: «до бога высоко, до царя далеко»… И Коцебу жаловался Крузенштерну: «Я уже хлопотал, чтобы матросы, которые находятся в Ревеле, не делали слишком тяжелые работы, но некоторые командиры развлекаются тем, что мучают именно этих людей».
В феврале 1819 года, когда метели перемежались оттепелями, Коцебу пригласили в столицу, к маркизу. Беседа вновь шла об экспедициях в Берингов пролив и в Антарктиду, в подготовке которых участвовали Крузенштерн, вице-адмирал Сарычев — цвет тогдашних «зееманов», то бишь ученых моряков.
Заканчивая аудиенцию, министр поднял на Коцебу блеклые, почти белые глаза, молвил ласково:
— Вы получите корабль. Непременно. А может быть, и два.
И лейтенант, счастливый, веселый, вернулся на свой эстонский хутор. Жди весны, Отто. А потом — в Кронштадт. И настанут хлопотливые предотъездные дни, когда не чуешь под собою ног и ругаешься с портовыми ревизорами, и когда так хорошо жить на свете…
…Был апрель. Дорога еще не просохла. Ямщик-эстонец в шапке с кожаным козырьком степенно правил лошадьми. Шишмарев ехал на мызу Макс. На душе у него было скверно.
Черт подери, Крузенштерн обещал послать Отто утешительное письмо. Письмо письмом, но ему, Глебу, не худо бы напрямик объясниться с Отто Евстафьевичем. Анафемски неприятное дело, а надо, если по совести и чести, надо ехать. И вот он едет, и вот уж неподалеку эта самая мыза Макс.