Капитан Мак

— Так вот, — продолжала донья Манча, — посмотрите на меня.

И она подняла к небу правую руку.

— Я клянусь, что, если вы ослушаетесь меня, я поеду к кардиналу и открою ему нашу тайну. Я женщина: меня пощадят… А вы…

— В чем же я должен повиноваться вам? — спросил дон Фелипе убито. — Оставить в покое вашего дорогого капитана?

— Нет, больше того.

— Стать его другом?

— И еще больше… Я хочу, — сказала донья Манча, — чтобы капитан отныне звался Руис и Мендоза.

Дон Фелипе невольно вскрикнул.

— Вы вольны соглашаться на мои условия или отвергнуть их, — закончила его сестра.

Роли переменились: теперь приказывала донья Манча.

Дон Фелипе склонил голову.

— Хорошо, я повинуюсь, — прошептал он.

Глава 22. Дон Руис и Мендоза и Пальмар и проч. и проч.

А Сидуан тем временем не отходил от своего спящего капитана. Сидуан был просто великолепен: он сторожил капитана; обнажив шпагу, он ходил взад и вперед по комнате и был готов противостоять хоть всей Испании, то есть, в данном случае, дону Фелипе.

Но испанцы не пошли в атаку; никто не стал ломиться в двери павильона, и на этот раз Сидуану не пришлась обагрять свой меч в крови.

Он воспользовался свободным временем, чтобы немного помечтать о будущем. Отправной точкой его мечтаний была знаменитая веревка, которую Мак дал ему, выдав ее за веревку повешенного.

— Очевидно, — говорил себе бывший трактирщик, ставший военным, — именно веревке повешенного мы обязаны всеми этими чудесами. Ведь другие, то есть те, у кого нет и кусочка такой веревки, уже сто раз бы погибли за последние сутки… Во-первых, в Шатле, уж если виселица была сколочена, палач никогда без дела не остается, а тут он ушел ни с чем… Потом я, при своей хилости, без этой веревки никогда не смог бы взвалить капитана на плечи и протащить его мимо двадцати часовых. А эти болваны еще и кланялись мне, как будто я был сам господин де Гито собственной персоной… А в конце концов мы оказались здесь… во дворце… во дворце феи доньи Манчи… Значит так: если бы донья Манча не любила капитана, она бы не помогла нам его спасти и не захотела бы выдать его за своего двоюродного брата… Это все веревка повешенного помогла! Веревка дорогая действует!

Но тут одна неожиданно пришедшая ему в голову мысль испортила радость Сидуана.

— Все так, — сказал он себе, — а ведь барышня Сара Лоредан, о которой я совсем забыл, похоже, втюрилась в моего капитана… Тут за этим делом надо проследить, потому что между доньей Манчей, знатной дамой, и Сарой Лоредан, маленькой горожаночкой, и выбирать-то нечего…

Но, сказав себе все это, Сидуан сунул левую руку в карман и наткнулся на знаменитую веревку.

— Ну и дурак же я! — сказал он. — Ведь веревка-то здесь и не даст нам наделать глупостей!

И на его толстых, как у монаха, губах расцвела блаженная улыбка.

— Ну, — продолжал Сидуан, — подумаем немного. Капитан становится знатным сеньором, это ясно. Донья Манча его обожает, это тоже ясно. Он богат, любим, он будет маршалом Франции… и это все веревка… Ну а со мной-то что будет? Со мной, черт возьми! Ведь у меня тоже есть кусок этой веревки, которая приносит счастье, и мой путь, значит, будет похож на путь моего господина: я буду капитаном, буду богат… а почему бы и нет?

Но, пока он произносил этот монолог, ему в голову пришла неожиданно еще одна мысль:

— Ну и ну! — сказал он. — Я и самом деле остатки мозгов потерял. Не радоваться я должен, а плакать — правда одним глазом, а другим — смеяться. Ведь прошлой ночью моего дядю Жоба убили бандиты!

И с этими словами Сидуан вытер одну щеку, хотя не пролил еще ни одной слезы. Потом улыбнулся и добавил:

— У дяди-то кроме меня других наследников нет!

Но тут размышления Сидуана были внезапно прерваны. В павильон вошла донья Манча. Она подошла к кровати, отдернула полог и убедилась, что капитан все еще спит.

— Сударыня, — спросил ее Сидуан, возвращаясь к своей первой мысли, — вы действительно думаете, что капитан проспит еще два-три часа?

— Не знаю, — ответила донья Манча.

Сидуан почесал за ухом.

— Ох, надеюсь, что он еще немного поспит, — неожиданно сказал он.

— Вот как? — воскликнула донья Манча. — Какая это муха тебя укусила, дружочек? Только что ты жаловался, что он слишком долго спит…

— Да я просто забыл…

— О чем?

— Что мне еще нужно отлучиться по одному маленькому дельцу. О, сударыня, вы так добры к капитану. что я надеялся на…

— На то, что и твои дела меня тоже интересуют, ведь так? — с улыбкой спросила донья Манча.

— Именно так, сударыня.

— Так что же с тобой случилось, мой мальчик? Счастье или несчастье?

— И то, и другое.

— То есть как?

— Дядюшка у меня помер! — и Сидуан всхлипнул.

Потом улыбнулся и добавил:

— А я — его наследник… а сбереженьица у него, у дядюшки Жоба, были!

— Его звали Жоб? — переспросила донья Манча.

— Да, сударыня.

— Он был слугой Самюэля Лоредана?

— Точно так, сударыня.

— И он был твоим дядей?

— Да, родным братом моей покойной матушки; у нас в краю это называется двоюродный дядюшка.

— И он умер?