Леди Барбара чудесным образом исхитрилась поклониться, не вставая со стульчика — Хорнблауэр сознавал, как сложен этот маневр, и вынужден был признать, что выполнен он был великолепно.
— Как прибыли новости?
— Их объявили вице-королю за обедом. В Порто-Белло пришел корабль из Кадиса, оттуда гонец прискакал по тракту. Он привез и другие известия — насколько достоверные, сказать не берусь.
— Касательно чего, капитан?
— Испанцы будто бы тоже одержали победу — вся армия Бонапарта сдалась им в Андалузии. Они уже рассчитывают вместе с англичанами вторгнуться во Францию.
— И как вы это расцениваете?
— Я в это не верю. В лучшем случае они окружили полк. Не испанской армии разбить Бонапарта. Я не предвижу скорого конца войне.
Леди Барбара печально кивнула. Она посмотрела на садящееся солнце, Хорнблауэр последовал за ней взглядом. Он не уставал восхищаться ежевечерним исчезновением солнца в безмятежных водах Великого океана. Линия горизонта разрезала солнечный диск. Они наблюдали молча, солнце спускалось все ниже и ниже. Вскоре остался лишь крошечный краешек; исчез и он, потом на мгновение опять блеснул золотом — это «Лидия» поднялась на волне — и вновь погас. Небо на западе еще алело, хотя над головой стало заметно темнее.
— Изумительно! Прекрасно! — сказала леди Барбара. Руки ее были крепко сжаты. Она немного помолчала, прежде чем возобновила прерванный разговор. — Да. Малейший успех, и испанцы вообразили, будто война окончена. И теперь английская чернь ждет, что мой брат к Рождеству вступит с войсками в Париж. А если он этого не сделает, они забудут его победы и потребуют его головы.
Хорнблауэра задело слово «чернь» — по рождению и по крови он сам принадлежал к черни — но он видел глубокую правду в замечании леди Барбары. Она свела в три фразы то, что сам он думал об испанском национальном темпераменте и британской толпе. И она любовалась закатом, и не любит испано-американскую кухню. Положительно, она начинала ему нравиться.
— Надеюсь, — сказал он важно, — что в мое отсутствие вашу милость снабдили всем необходимым? Корабль мало приспособлен для женщин, но, надеюсь, мои офицеры сделали для вашей милости все, что в их силах?
— Да, капитан, спасибо. Я желала бы попросить вас лишь еще об одном одолжении.
— Да, ваша милость?
— Чтобы вы не называли меня «ваша милость». Пожалуйста, зовите меня «леди Барбара».
— Конечно, ваша… леди Барбара. Кхе-хм. На тонких щеках появились еле заметные ямочки, яркие глаза сверкнули.
— Если вам трудно выговорить «леди Барбара», капитан, вы всегда можете привлечь мое внимание, сказав «кхе-хм».
От такой наглости Хорнблауэр окаменел. Он собрался повернуться на каблуках, набрал в грудь воздуха, собрался выдохнуть, прочищая горло, и понял, что никогда больше не сможет пользоваться этим ни к чему не обязывающим звуком — по крайней мере, пока не высадит эту женщину в каком-нибудь порту. Но леди Барбара остановила его, протянув руку — даже в этот момент он заметил, какие у нее длинные и гибкие пальцы.
— Простите меня, — сказала она, вся раскаяние, — прошу принять мои извинения, хотя понимаю теперь, что это было совершенно непростительно.
Моля, она выглядела положительно хорошенькой. Хорнблауэр потерянно смотрел на нее. Он понял, что его разозлила не наглость, а проницательность. Леди Барбара угадала, зачем он прочищает горло: чтобы скрыть свои чувства. Как только он это понял, гнев его сменился острым презрением к себе.
— Тут нечего прощать, мэм, — сказал он тяжело. — А теперь, если вы в свою очередь простите меня, я займусь своими обязанностями по судну.
Он оставил ее в быстро сгущающейся ночи. Юнга только что зажег нактоузные лампы. Хорнблауэр остановился, чтоб прочесть на лаговой и курсовой досках отметки послеполуденного пути. Аккуратным почерком он вывел указания, включая и то, чтоб его позвали ночью, — огибая мыс Мала, они должны будут сменить курс на северный — потом спустился в каюту.
Нарушение всех привычек тревожило и раздражало его. Неприятно, что его личный ватер-клозет теперь для него закрыт и приходится пользоваться кают-компанейским, но это бы еще пол-беды. Да, вскоре предстоит сразиться с «Нативидадом», а дон Кристобаль де Креспо — опасный противник, но и это составляло лишь часть его беспокойств — он вдруг явственно осознал, что тяготится дополнительной ответственностью, обрушившейся на него вместе с появлением леди Барбары на борту.
Он прекрасно знал, что ждет его самого и его команду, если «Нативидад» возьмет верх над «Лидией». Их повесят, или утопят, или уморят жаждой. Эль Супремо не помилует перебежчиков. Эта возможность до сего момента его не трогала — столь абсолютно неизбежен был поединок с «Нативидадом». Но леди Барбара — иное дело. Он должен позаботиться, чтоб она не попала в руки Креспо живой.