Капитан идет по следу

— Вот эти — бриллианты. А вот эти — пятак цена, стекляшки. Знаешь, почему?

— Конечно, — говорю, — не знаю.

Показывает он мне рентгенограмму:

— Гляди, еле заметная тень. Мало что видно. Бриллиант почти весь из чистого углерода. Прозрачен для лучей. А стекло, как губка, впитывает лучи. Потому и видно его на снимке отлично.

— Скажи-ка ты! — наивно поразился Анчугов. — Не знал я этого, неуч.

Смолин рассмеялся:

— А я и сам месяц назад узнал, Иван Сергеич. И еще знаю теперь, как жемчуг отличить от фальшивки. Хочешь — и тебе скажу?

— А то нет?

— Настоящее зерно на снимке четко видно, а подделка — слабо. Мошенники готовят фальшивки из стеклянных шариков, заполняя их специальной массой. Рентгену разобраться в этом сущие пустяки.

Анчугов, посмеиваясь, наполнил стаканчики, и товарищи зазвенели стеклом.

Осушив свой стаканчик, Анчугов отодвинул еду, подсел ближе к Смолину.

— Ты не рассказами закусывай, а колбасой, — добродушно проворчал капитан, радуясь про себя, что этому скромному и сильному парню так нравятся его слова. — Ты ешь, а я рассказывать буду.

Однажды к Кичиге пришел взволнованный профессор, заведующий одной из кафедр. За ним внесли старую картину. Старик собирался ее купить у заезжего человека за двадцать тысяч рублей. Под картиной стояла подпись большого художника, и покупатель хотел удостовериться — так ли это?

Кичига хорошо знал старика, и сам посоветовал принести картину.

Майор применил рентгеновский люминесцентный анализ. И вот что сказал рентген: краска картины и краска подписи светятся совсем по-разному. Их писали разным маслом в разное время. Фамилия знаменитого художника была нарисована на полотне совсем недавно. Это оказалась фальшивка.

— Однажды, — продолжал свой рассказ Смолин, — меня очень поздравляли с успехом. За один день мне удалось взять преступников, обобравших крупный склад. А дело это было — чистый пустяк. Здесь все решили глаза да известный опыт.

Дело было зимой, и я нашел у склада колею трехтонной машины. Было ясно: преступники снесли в грузовик краденые товары и исчезли.

Я уцепился за колею. Я ходил вокруг нее и так и этак, приглядывался, прицеливался, надеясь найти хоть что-нибудь и выйти на след воров. Ничего не было.

И вдруг увидел вот что: разворачиваясь и двигаясь задним ходом, грузовик ударился в снеговую кучу. Это нетрудно было прочесть по колее.

Я разглядывал эту кучу битых полчаса и ничего не увидел. И все же я продолжал искать, больше мне пока не за что было зацепиться. Машина ударилась в снег с большой силой. Я был почти убежден: на нем отпечатался рельефный номерной знак грузовика. И, наконец, я осмотрел снег под косым углом.

Вот что увидел и сфотографировал…

Смолин палочкой нарисовал на песке:

Автоинспекция сообщила нам номер гаража, к которому приписана машина, и через час мы задержали ее шофера. К вечеру все преступники были у нас.

Анчугов коротко взглянул на капитана и покачал головой:

— Ты, кажется, очень упрощаешь все это, Александр Романыч.

И, помедлив, добавил:

— Я понимаю тебя: чем меньше тумана, тем лучше делу. Расскажи еще что-либо, коли можно…

Смолин взглянул в кроткие серые глаза этой юности и улыбнулся про себя: «Тихая вода берега подмывает».

— Так и конца не будет, Иван Сергеич. Да ладно, до вечерней зорьки еще время есть.

Вел я однажды дело о ранении. Так было — стоял у склада теплой летней ночью часовой. И вдруг увидел в темноте черную фигуру. Неизвестный шел к посту. Раздались два выстрела из нагана, и нарушитель упал в траву.

На следствии часовой утверждал: он окликнул неизвестного, но тот продолжал идти. Часовой выстрелил в воздух. Это не остановило нарушителя. Тогда постовой ударил по преступнику.

Впоследствии опросили раненого. Он сказал, что часовой действительно что-то крикнул ему. Что, не разобрал. И тут же почувствовал ожог от выстрела и, падая, услышал второй выстрел. Часовой пальнул в воздух, чтоб инсценировать защиту поста.

Теперь пострадавший понимает, в чем дело. Часовой — его старый враг, и вот воспользовался случаем.

Из тела раненого достали пулю. Мы передали ее, наган часового с гильзами и патронами в барабане экспертам.

Перед ними был поставлен вопрос: первым или вторым выстрелом ранен пострадавший?

Пули в патронах к нагану крепятся двухточечным кернением. Это хорошо знает всякий, кому доводилось держать в руках оружие. Следы от керна — вдавленные точки — остаются на гильзе и на пуле. В каждом отдельном кернении есть свои мелочишки-особенности.

В заключении экспертов было сказано безоговорочно: пострадавший ранен пулей из второго патрона в барабане револьвера.

Часовой оказался прав.

Как видишь, и здесь никаких чудес. Будничная работа.

Несколько секунд товарищи молчали.

— Ты не злишься, — внезапно спросил Смолин, — что увез я тебя сюда?

— Маленько, — добродушно отозвался Анчугов. — В гости собирался. А почему не сказал сразу, зачем поедем?