И вот теперь Пастух объявился. Отец Василий уже по стуку знал, что это он. Только ему (и нелюди) разрешалось просто стучать в дверь. Не произнося при этом: «молитвами святых отец наших». Но нелюдь редко дерзала приближаться к его келье, а если и дерзала, то, начинала за десятки метров кашлять.
Иеромонах вдруг поймал себя на мысли, что никогда не называет Пастуха по имени-отчеству, а ведь Пастух намного старше его. И имя у него есть, самое обычное – Юрий. Странно – подумал Василий и сказал – Входите.
Пастух был в своей неизменной ковбойской шляпе, брезентовом плаще и резиновых сапогах. Сняв шляпу он какое-то время искал куда ее пристроить, не найдя, оставил в руках и без всяких церемоний сказал:
– Новый поп со своим дружком прибыли в Кут.
– Вот как, – слегка усмехнулся отец Василий и спросил – когда?
– Пару дней назад.
– Ты их видел?
– Конечно, отче, – обиженным тоном сказал Пастух, – и видел, и пощупал их, так сказать, духовно… Пришли на своих двоих, и ушли так же. Еще, на обратном пути, под хорошую бурю с дождем попали. Небось, уже не рады Красному Куту.
Пастух плотоядно улыбнулся.
– Ну и как они, духовно, либералы? – спросил отец Василий.
– Шо?
– Я говорю, как они духовно, воины Христовы, или так… никакие.
– Ну, как Вам сказать, – Пастух на секунду закатил глаза к низкому пещерному потолку кельи, – с виду, вроде, как никакие. Слабаки, неудачники. Поп, правда, покрепче будет. В смысле на земле этой основательнее стоит. Но сильно изъедает себя обидами на епископа, мыслями о семье…
– Это хорошо, – перебил отец Василий, – в смысле обиды на епископа; чует душа дух антихристов в нынешних князьях церкви. Бессознательно чует. И то, что неудачники – хорошо. Это милость Божья в наше время. Как еще, разве что неудачами, человека из антихристовой прелести вывести.
Пастух согласно кивнул и почесал небритый подбородок.
– С кем в Куте виделись? – быстро спросил отец Василий.
– С головой сельсовета и с Колькой из Брамы.
– С этим чудиком, с этим бесноватым?! – отец Василий скривился, словно у него заломило зубы.
– Простите, отче, – веско возразил Пастух, – этот чудик очень непрост. К тому же встретились они возле Брамы. Даже хуже, этот чудик выполз из Брамы прямо у них на глазах! Они разговаривали, хорошо разговаривали. Очень дурной знак! Как бы, отче, этот хлюпик сюда их не привел.
– Пусть ведет! – отец Василий сам не заметил, как вскочил со своего лежака. – Мы не секта, прятаться не собираемся. Господь с нами! А с ними дух противления. Пусть идут и услышат правду о царе и скором суде Божьем.
– Все так, – мягко сказал Пастух, – но, отче, может, не стоит торопить события… Конечно, на все Воля Божья.
– Ты прав, – внезапно согласился иеромонах и сел обратно на свой топчан. – Пока мы не совсем в форме. Не все еще готово, и где царь, мы пока не знаем… Да, все так. И ангел в последнее время не посещает нас. Но ничего, смиряемся, скорбим, осознаем свое недостоинство.
Отец Василий замолчал, что-то обдумывая. Вдруг встал и даже положил руку на плечо Пастуха.
– Да, надо замедлить сколь возможно их появление здесь. Пока от ангела я не получу четкие указания. Ну… понимаешь.
– Будет сделано, отче, – с готовностью ответил Пастух и через едва заметный проем в стене выскользнул прочь.
Пройдя по коридору с кельями для людей, Пастух спустился на «нулевой уровень» и по другому коридору направился к выходу из катакомб. Возле большой пещеры под названием «царская палата» (место, где отец Василий произносил свои проповеди и где проводилось оглашение нелюди) он услышал короткие, отрывистые фразы:
– …Бандит, фанатик, инквизитор… масон, экуменист, нео-обновленец, друг всех педерастов… за собой смотри, узколобый фарисей, фаш-фа-гы-гы тарелочки… – дальше шла полная тарабарщина, и другой голос торжествующе произносил:
– Вот видишь, бра-а-т, к чему приводит ересь модернизма и эку-у-уменизма; покайся, пока не поздно, пока Господь не освятил мне руку для удара…
Пастух осторожно прошел через проход в стене и заглянул в царскую палату. В конце пещеры было возвышение, которое служило сценой. И на этой сцене застыли в картинных позах друг перед другом два гнома.
Еще несколько гномов, видимо, свободных от послушания в пещерах и трапезной, сидели на каменных скамейках и молча слушали короткие реплики. Гномы на сцене произносили их с такими страшными лицами и с таким тщанием (почти не выворачивая слова), что, казалось, еще одна реплика – и они бросятся друг на друга.
Впрочем, Пастух знал, что не бросятся. Земляной народ своих не трогает. Да и умнее они, чем отец Василий думает.
Со сцены между тем летело:
– Покайся, гад, покайся антихристово отродье! Иначе, не только ты и твои дети, но и жилища их, и скот их, как сказано в Писании - все до последнего бантика и помадки – все будет попалено!
– Каяться перед мра-а-акобесами! – кричал в ответ другой гном, – и не подумаю! Не вам судить! Бог есть любовь! Он посылает дождь на добрых и злых!