Читаем Kantonisty полностью

Другим наказанием было клеймение. Палач приставлял ко лбу букву К, составленную из коротких стальных иголок, и изо всей силы ударял по тыльной стороне. Иголки впивались в кожу, образуя кровавую букву. В ранки втирался порох — след на всю жизнь. На правой и левой щеках таким же способом выбивались буквы: на правой — А, на левой — Т. Получалось „КАТ” — сокращенное слово „каторжник”.

Жестоким наказаниям подвергались не только преступники. Царизм подавлял самыми беспощадными мерами всякую попытку со стороны народа протестовать против произвола и насилия чиновников. Террор власти превратился в систему, и за малейший протест и неповиновение нещадно пороли кнутом, плетьми, розгами, прогоняли сквозь строй, ссылали на каторгу, сажали в мрачные карцеры и крепости. Телесные наказания были распространены повсюду — в армии, в школе, в деревне.

В селах и деревнях начальство в лице исправника и станового пристава были неограниченными властителями. Они чинили суд и расправу, никто их не контролировал и никому не приходило бы в голову жаловаться на них. Крестьяне жили бедно, и виной тому были голодные годы и „бескорыстие” сельских чиновников. За ними накапливались громадные податные недоимки. Чтобы покрыть хоть часть недоимок, их поочередно выгоняли на работы: на сооружение шоссейных дорог, строительство мостов и т.п.

В то мрачное время свободная общественная жизнь в стране была полностью подавлена. Восторжествовала правительственная система, доведшая торжество идеи „начальства” до предела. Начальник олицетворял собою закон, правду, милость и кару. Он приказывал, а подчиненный обязан был выполнять. Гонение на независимость суждений принимало особенно ожесточенный характер с 1848 года — времени революционных движений на Западе. Общественная мысль, однако, развивалась напряженно, подспудно. Она отражала период перелома, процесс разложения крепостничества и развитие буржуазных отношений. Волнующими вопросами были борьба с самодержавием и крепостничеством. Брожению среди передовой интеллигенции содействовали также восстания крестьян в ряде губерний — Саратовской, Симбирской, Вятской, Вологодской, Пермской и Оренбургской. Восставшие убивали помещиков, захватывали их имения. В деревнях громили волостные правления, захватывали казенный хлеб. Этими мерами они протестовали против гнета крепостничества и издевательств помещиков. Против восставших было направлено войско для их усмирения. Крестьяне массами бежали с насиженных мест, но специальные отряды ловили беглецов и насильственно возвращали их помещикам.

В 30—40-х годах крупные волнения происходили и среди рабочих фабрик и заводов, число которых непрерывно росло. Результатом были полицейские расправы, отдача в солдаты молодых рабочих и массовая порка, учиненная казаками.

По поводу этих событий Герцен писал, что Россия казалась неподвижной, но „...внутри совершалась великая работа, работа глухая и безмолвная, но деятельная и непрерывная: всюду росло недовольство, революционные идеи за эти 25 лет распространились сильнее, чем за столетие, которое им предшествовало...”

Да, внешняя свобода жестоко преследовалась, но тем более скоплялось внутренней энергии, и умственное брожение среди русской интеллигенции достигло в реакционное царствование Николая I большой глубины и напряженности.

АДМИНИСТРАТИВНАЯ ВЛАСТЬ И ЕВРЕИ

Если произвол административных властей был страшен для всех обывателей, если в суде и полиции редко кто находил защиту и правду, то что говорить о еврейском населении — прибитом, угнетенном и бесправном? Не только личность находилась в полном подчинении у государственной власти, но и народности в целом, проживающие на обширной территории Российского государства, были под правительственным надзором и его неослабной опекой. Николаевская система управления отрицала за ними малейшее право на самоопределение и путем грубого вмешательства во внутреннюю жизнь и мелочной регламентации их быта стремилась установить полное единообразие. Еще в большей мере это касалось евреев, уклад жизни которых значительно отличался от образа жизни коренного населения и прочих народностей России.

В многообразных тисках бесправия билось еврейское существование. Право на жизнь приходилось покупать в прямом и полном смысле этого слова. Если бы законы о евреях выполнялись во всей их полноте, то они вряд ли могли выжить. Евреи покупали себе облегчение на местах: в глухих местах империи, в губернских центрах и столице. Последние крохи бедняка уходили на то, чтобы не быть изгнанным с векового места жительства, не лишиться права добывать средства к существованию, чтобы заплатить 300 рублей штрафа за уклонение от воинской повинности сына, скончавшегося в младенчестве... Каждый шаг требовал оплаты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги