Кангауз

- Вот посмотрите на этого человека. Мало того, что, как китайский спиртоноша- контрабандист, воровским образом притащил в лагерь спиртное, он еще имеет на-хальство утверждать, что организовал это дело один. Дмитрий, я вас в последний раз спрашиваю: кто еще собирался пить пиво?

- Я один.

- Ну что ж, пейте. А мы посмотрим. И когда все убедятся в вашей бессовестной лжи, мы вас с позором изгоним с практики.

Долгая пауза...

- Кружку можно?

- Что?

- А как пить-то?

- Ну-ну... Принесите ему кружку.

Семнадцать часов.

Каре уже не стоит. Сидит на пыльной затоптанной травке. Многие разделись, прикрыли головы платочками. Солнце шпарит, будто и не собирается на ночлег. Все изнывают от жажды.

В центре площадки Димка, не торопясь, пьет до сих пор еще прохладное пиво.

Сколько осталось в канистре, не видно. Знатоки держат пари. В рядах шепот:

- Двадцать две кружки по двести пятьдесят грамм - сколько будет?

- Пять пятьсот...

- А ты говоришь - меньше половины!

- В туалет можно?

- Что? - вопрос застигнул Мамову врасплох.

- В туалет. Это же пиво...

- Хм. Ну, идите...

Семнадцать тридцать.

Димка, как опытный марафонец, не частит, он свой темп выдерживает четко.

Не выдерживает заместитель Мамовой:

- Зинаида Николаевна, давайте всех отпустим, а он пусть тут под вашим при-смотром рекорды ставит.

- Ладно, молодежь, пока идите, занимайтесь, мы вас попозже соберем, чтобы вы на результат посмотрели.

Народ, жадно глотавший слюну, сбегал попить. Через десять минут к месту каз-ни снова собрались все, без всякого зова.

Восемнадцать часов.

Тридцать кружек.

А ведь жарко...

- Зина...Зинадаида... Зиниколаевна... у меня в палатке к-кильки.

- Вы что городите, какие кильки?

- А я н-не с-собирался на пустой ж-желудок. Я с-собирался с к-кильками.

Мамова озадаченно- возмущенно смотрит на "спиртоношу":

- Ну вы, молодой человек, и нахал!

- Я н-не н-нахал. Я в-вам правду, а вы р-ругаетесь...

Вот тут-то и началось...

Народ рухнул. И даже те, кто сидел. В приступах сумасшедшего смеха, разря-дившего двухчасовую "педагогическую" процедуру, по полянке катались и студенты, и аспиранты, и преподаватели. Смех не знает табелей о рангах.

Мамова пыталась удержаться.

Но, через минуту и у нее - студентки -"шестидесятницы", выпускницы родного биофака, хватило сил только на то, чтобы сказать:

- Убирайся, паршивец, и не попадайся мне на глаза до конца практики!

Димка, единственный серьезный человек среди этой странной публики, пони-мающе покивал головой и неверной походкой поплелся к палаткам.

Пройдя с десяток метров, он вдруг остановился, повернулся к Мамовой и, за-думчиво морща лоб, спросил:

- А пиво?

- Что, "пиво"?

- Там же осталось. Вы же сами говорили: прокиснет...

x x x

Ах Кангауз!

Сколько лет прошло!..

Но, видно, останешься ты навеки в сердце моем, на самом почетном месте, как то уникальное, единственное в мире гнездо, что до сих пор хранится во всемирно из-вестной коллекции одного доброго и веселого орнитолога .

Валерий Горбань. Чемодан

Хороший был чемодан у Ольги. Просто классный. Вместительный, на хитрых колеси-ках, позволяющих катить эту громадину и плашмя, и торцом, и как угодно. Вот если бы он еще прыгать умел!

Оля с трудом взгромоздила чемодан на площадку вагона. Отдышавшись, поднялась сама. Еще две схватки с узкими дверьми тамбура и купе и, наконец, победное заключение кожаного чудовища в темницу нижней полки. Пакет с необходимыми в пути причиндалами скромно примостился возле столика в уголке.

В открытое окно купе ворвался страдальческий голос:

- Я тебя еле нашла!

Ну, Лерка! Ведь договаривались на три часа ровно, чтобы успеть поболтать до отхода поезда. Правда, в этот раз она опоздала всего лишь на десять минут. Снег пойдет, навер-ное.

Глаза подруги уже блестели. Ее пылкая натура требовала настоящего прощания: со слезами, многократными лобызаниями и тому подобными штучками. И вовсе не важно, что через неделю она сама собирается в Москву, поступать в аспирантуру. И, естественно, ос-тановится у Ольги, которая уже готовилась к защите.

- Давай ко мне, в купе!

Лерка отрицательно замотала головой:

- Не! Или я из поезда выскочить не успею, или паровоз сломается.

- Тепловоз, чудо ты мое. Ладно, иду. Посматривай пока в окно, чтобы мои вещи не сперли.

Когда Ольга, изрядно растрепанная после сцены под названием :"Прощай навеки!", вернулась в вагон, на свободном нижнем месте уже сидел новый пассажир.

"Вот мы даем, про все на свете забыли. Можно было и поезд угнать, а не то, что ба-гаж утащить." Подозрительно глянув на попутчика, симпатичного мужчину лет тридцати, Ольга приподняла полку и сунула к чемодану свой пакет, предварительно заглянув в него, словно невзначай.

- Ну и что показало вскрытие? - весело поинтересовался мужчина.

Ольга, густо покраснев, отмолчалась. Наверняка этот юморист стал свидетелем их прощания с Валерией, вот и позволяет себе насмешечки.

- Правильно, осторожность в нашем пассажирском деле прежде всего! - не унимался тот. - Но, поскольку, под моим неусыпным наблюдением, все оказалось на месте, можно начинать знакомиться. Алексей.

- А я теперь тоже обязана представиться? - решила сдерзить Ольга.