Кандидат на выбраковку

«Дэвушка» только смерила его взглядом и, не удостоив ответа, повернулась ко мне. Она явно знала себе цену и давала всем понять, что размениваться на каких-то больных, даже иностранного происхождения, не будет.

– Куда вам обычно колют? – спросила она меня.

– В бедро – обычно. Только там уже все исколото.

– Не переживайте! Я делаю уколы очень хорошо.

Она была красива и от этого самоуверенна. Даже у опытных медсестер возникали проблемы, когда дело доходило до моих уколов. Красавица приподняла простыню, которой я укрывался, и стала щупать бедро. Через некоторое время я почувствовал, что поглаживания прекратились. Видимо, подходящее место было найдено.

Тампоном, смоченным в спирте, она сделала несколько широких движений.

– Дэвушка, а почему ви не хотите свой имя сказать? – на этот раз акцент Исмаила усилился.

Однако сириец не заслужил даже взгляда. Сестра-красавица бросила использованный тампон на поднос. Обхватив двумя пальцами кожу на моем бедре, она слегка приподняла ее и очень быстро вонзила шприц. Я стиснул зубы от боли, а девушка повернулась и как-то странно посмотрела на меня. Стало ясно – что-то пошло «не так».

– Иголка согнулась, прошу прощения… – сказала смутившаяся медсестра тем же красивым, но слегка дрогнувшим голосом и показала шприц. Иголка завернулась в крутую дугу. Колоть такой было уже нельзя, и, растерявшись, девушка сначала попыталась ее выпрямить пальцами. Иголка стала похожа на букву «S». Наконец, кареглазая сообразила, что делает что-то не то. На подносе лежали еще несколько шприцев: после меня она должна была идти с уколами в соседние палаты. Девушка быстрым и уверенным движением заменила иглу. Похоже, действительно, хорошо знала свое дело.

Второй «подход» к моему бедру был проделан в том же порядке, но с вариациями. Я почти прокусил губу от боли, однако, попытался сделать вид, что ничего особенного не произошло.

– Что там?

Девушка обратила ко мне свое красивое лицо. Оно было слегка побледневшим, носик, напротив, порозовел, а прекрасные карие глаза потемнели от влаги.

– Игла опять согнулась. Иглы какие-то ненадежные… – пробормотала она.

– Дэвушка, а ви к нам еще приходите будите? – опять подал голос озабоченный Исмаил. И весьма неудачно, потому что в ответ получил такой испепеляющий взгляд, что смог только произнести: «О-о-о..» и закрыться глупейшей улыбкой.

Красавица, вооружив шприц новой иглой, пошла на третий «заход».

– Что же это такое? А?

Несколько мгновений она смотрела на очередную параболу, в которую превратилась игла. Потом решительно сжав губы, «обезглавила» третий шприц. Мне стало не по себе.

Готовясь к четвертой попытке, уже протерев кожу спиртом и занеся шприц, девушка посмотрела на меня. В ее глазах читалось: «Я понимаю, как вам больно, но… Это кошмар какой-то… Я не нарочно…». У меня непроизвольно вырвалось: «Ничего, ничего. Главное, чтобы тебе хорошо было».

Я произнес эти слова без задней мысли. Просто желая поддержать терявшуюся красавицу, дать ей понять, что я спокоен и вообще – все нормально.

Но, видимо, бес меня за язык тянул. Услышав реплику, медсестра остановила занесенную руку. Потом опустила ее. Затем швырнула инструмент на поднос. Из ее глаз брызнули слезы. Она схватила свои гремящие инструменты и выбежала из нашей палаты.

«Вот те на! – только и успел подумать я. – Это я без укола остался, что ли?»

– Ти страшный мушчина, Антон. Зачэм дэвушку заплакал. А? – неожиданно подал голос притихший было Исмаил.

– Она меня самого чуть не «заплакала».

– Э-э-э, ти хитрий змэй! Хочишь, чтоб она к тибе извиняться приходиль-э-э-э?

– А вот в следующий раз ты сам попробуй таким образом заводить знакомства.

Сириец погрустнел и снова замолчал. Я попал в точку – Исмаил не то что знакомиться – смотреть не мог на тех медсестер, которые вгоняли иглы в его арабские ягодицы. Парень был очень гордый и всякий раз терял интерес к тем, кто видел его лежащим со снятыми штанами задницей к небу.

Не прошло и минуты как к нам в палату почти вбежала старшая медсестра. От волнения лицо ее было, ну, если не красным, то изрядно порозовевшим. Прямо от дверей она направилась в мою сторону. Красавица, до этого ломавшая об меня иглы, войти в палату не осмелилась – так и осталась стоять в дверном проеме.

– Ты что это над девчонкой издеваешься? – голос у «старшей» был очень грозным. Она жаждала справедливости.

– Вы что, Валентина Григорьевна? Я? Да никогда такого не было. Я ее, наоборот, старался всячески поддерживать, – я говорил, а сам едва сдерживал смех. Смеяться в тот момент было никак нельзя. Тогда бы это точно сочли за издевательство.

– Валентина Григорьевна, вы же сами знаете, какая у меня кожа, особенно в тех местах, в которые мне уколы делают, – я чувствовал, куда надо было сейчас «выворачивать» – моя собеседница сама неоднократно делала мне уколы.