Рэд давно уже научился не реагировать на такие вот заявления. Его взаимоотношения с женским полом были его личной проблемой, и остальных это не касалось. Даже его товарищей. Даже Юли. Особенно её. А потому манипулировать им при помощи таких нечестных приёмов должно быть не повадно.
— Конкуренции опасаешься?
— Вот ещё. Просто ты для них слишком… потусторонний.
Новый шлепок ладони по мягкому месту стал достойным ответом.
— Прекрати драться, капрал. Здешние барышни дадут кому угодно фору в рассуждениях о высоких чувствах и нематериальных субстанциях. Но для них главное — чтобы ты был с ними здесь и сейчас, стоит тебе на миг утратить внимание или просто прикрыть отвисшую по причине удивления челюсть, как ты уже нанёс им кровную обиду. Вот ты не проявляешь ко мне никакого интереса, я же не обижаюсь!
— Обижаешься постоянно. Просто привыкла. Вспомни, как мы познакомились. Ты на меня разве что с кулаками не бросалась. Десантник-убийца. Бритая наголо, злая как сто чертей. Валькирия. Джон нас не успевал растаскивать.
Юля, наморщив лоб, пыталась вспомнить. А, ну да, вспомнила.
— Ты был невыносим. Каменный истукан. Замкнулся в себе, не расшевелишь.
— Изолия из тебя ещё не выветрилась, вот что. Ты привыкла к людям, открытым нараспашку. Как твой Джон.
— Вот не надо. Он больше твой, чем мой. Вы с ним знакомы ещё с Аракора.
— Неважно.
— Опять занудствуешь? Ну хорошо, я такая-сякая, остальные вокруг тоже какие-то все не такие, но неужели за все эти годы тебе никто не нравился хоть на минуту? — и добавила, по-женски нелогично: — Вот я, почему я тебе не нравлюсь?
Рэд честно смотрел на неё, не отводя взгляда.
— Нравишься. Вот прямо сейчас. Даже приставая ко мне с расспросами. Ты красивая, умная, быстрая, сильная. Во время боевых выходов тебе цены нет. Но ты в какой-то момент успокоишься и остановишь свой выбор на Джоне. Между вами нет места мне. Да я его и не ищу.
— Ой, дура-ак… — протянула Юля.
— Угу.
— Тогда что мы делаем вдвоём в этой постели?
— Откуда я знаю, — Рэд впервые за весь разговор улыбнулся, как это у него иногда получалось — открыто, широко, так что сверкнули искорками уголки глаз.
— Хам и грубиян. Ну как тебя можно не любить?
— Да запросто. Года четыре назад, помню, от меня люди разве что не шарахались.
— И я «разве что»?
— Повторюсь, ты привыкла, но тоже вовсю косилась своими ненормального цвета глазами. И в постель, прошу заметить, затащить не пыталась.
— Разве?
Они помолчали.
— Ну хорошо, но мы же сейчас здесь, вдвоём. Зачем всё усложнять, я такая, какая есть, ты тоже, уж какой случился.
Она смотрела на него в упор, прямо и честно. И Рэд снова резко посерьёзнел.
— Усложнять не будем.
Губы Юли всегда были такими жадными, в запале она могла и до крови укусить, но сейчас они словно размышляли, она пыталась распробовать Рэда, снова и снова не понимая решения этой загадки.
Вот чего она искала в этих нечастых встречах наедине, она искала ответ. А ответа всё не было, были лишь новые загадки.
Юля прильнула к нему всем телом, скользя горячей мокрой ладонью по его плечу.
Пусть гадает, пусть разгадывает. Рэд с этого когда-то и начал чувствовать необходимость в окружающих людях. Слишком много лет он был замкнут сам на себя, забыв о том, что когда вокруг — не только твои собственные отражения, ты лучше начинаешь понимать себя самого — как теперь, в зеркале этих тигриных глаз, распахнутых ему навстречу. Он искал у Юли не любви, не скромного физического удовольствия собственному телу, он тоже искал ответ.
В такие моменты Рэд особенно крепко старался держать в узде свою чуждую человеческому существу сторону, не отгораживался шершавой изнанкой соития с чужой материей. Он боялся упустить контроль, совершив нечто непоправимое. И не знал, настанет ли когда-нибудь такой момент, когда он сможет, наконец, перестать бояться.
Юля всё напряжённее дышала ему в щёку, её пальцы всё крепче сжимали его плоть, такую живую сейчас, почти отпущенную на волю железной хваткой сознания. Быть человеком. Ничего не помнить. Жить моментом между теперь и сейчас.
И не питать иллюзий, что это продлится хоть мгновением дольше.
Рэд замер, осязая последние конвульсии их разгорячённых тел.
И снова с горечью осознал, что ничего кроме вот этого, случайного и мимолётного единения с иным существом, которое нельзя удержать, которое невозможно сохранить, ему пока что не дано. Да и будет ли дано хоть когда-нибудь.
— Юля, ты замечательная.
— Прости, командир.
Именно поэтому он и останется один навсегда.
Исили, на миг перестав метаться по грязной и тесной комнатушке на втором этаже, рассматривала своё опухшее от слёз лицо, ловя чуть дрожащими руками собственное отражение в натёртом дне медной миски. Другого зеркала в её распоряжении не было, из удобств же ей полагался ночной горшок с выщербленным краем и эта миска, в неё время от времени наливали нечто похожее на еду, в остальном же самым ценным предметом, которым сын свиньи Ходар сопроводил её теперешнее существование, была тяжеленная дверь, запиравшаяся на хороший замок. Снаружи.