— А вот придётся отыскать. Прорываться отсюда боем нам совсем не нужно.
Юля мгновенно посерьёзнела. Интонации Рэда она чувствовала идеально — когда тот просто ворчал, можно было вести себя свободно, но сейчас он требовал от остальных внимания. И обстоятельного ответа.
— Рэд, не перегибай. Торг — место дикое, однако чувство самосохранения хозяину всё-таки должно быть знакомо, теперь он — наш с потрохами. Так что съезжать мы отсюда не станем, а вот намекнуть, что нам всё известно — непременно намекнём.
Джон подумал и согласился, пожалуй, теперь за их лошадьми станут ухаживать, как за родной матерью, тем более что зловещего вида «намёки» у тигроглазой Юли выходили на загляденье.
— Ладно, пойдём, нужно сообщить Рихарду.
Когда они с Ковальским встретились вновь, Джон едва успел стать полноценным курсантом СПК. В тот день он снова, как в былые времена чувствовал себя зелёным новобранцем, только прибыв в расположение тренировочного лагеря, который базировался в самом сердце материка Окруд, что на безымянной Дзете Ориона-d.
За плечами были последние экзамены и чудовищный тест на физподготовку, перед глазами ещё мелькало заключение сержанта-инструктора Оденбери, всплывало в памяти предательское дрожание в коленках на приёмной комиссии. О их «проводнике» Ковальском он к тому времени и думать забыл, но в разношёрстной толпе успешно прошедших отбор кандидатов, очень собой гордых, но уже точно осознавших, насколько мало они знают и умеют, Джон выхватил глазами знакомую фигуру, отличавшуюся сутулой грацией кнута и тем отстранённым выражением лица, смысл которого удавалось разгадать лишь единицам.
Ковальский стоял в общем строю таким же, как и все они, курсантом СПК, но вместе с тем, все заметили, как с ним за руку здороваются страшные люди капралы и сержанты-инструкторы.
Давала ли себя знать история на Аракоре, Джон тогда не знал, да и какими судьбами вовсе не помышлявшего раньше о службе изгоя-спасателя занесло в элитнейшее подготовительное подразделение КГС — для него тогда осталось загадкой. Но раз он здесь — значит достоин. Впрочем, в последнем, благодаря странному стечению обстоятельств их знакомства, Джон и без того не сомневался.
Надо отметить, первые дни, недели, месяцы в подготовительном лагере не слишком способствуют завязыванию контактов, солдату другом и подружкой были, по известной военной поговорке, сапог и подушка, всё остальное время подчистую доставалось во владение зычному голосу инструктора, не давая лишний раз вздохнуть, не позволяя лишний раз отвлекаться на посторонние мысли.
Это уже потом, когда Джон научился без содрогания думать об разминочной сорокакилометровой пробежке по двадцатиградусному морозцу (с загодя деактивированными следовыми имплантатами), навстречу ураганному ветру, с тяжеленным, чтоб не сдуло, грузом на плечах, он вновь научился и разглядывать окружающую действительность. Вот тогда Рэд перестал быть для Джона лишь знаком вопроса из недавнего, но такого далёкого прошлого. Рэд Ковальский, один из сотни его ближайших товарищей по лагерю, стал для него сначала кумиром, и лишь гораздо позже — другом и напарником.
Рэд всегда и везде был первым, он выжимал из своих мышц, нервов и психологических сил воли столько, сколько не были в состоянии выжать другие, он готов был упасть на бегу, но сражался с собой до конца, не экономя силы на оставшуюся жизнь, не думая ни о чём постороннем, для него это постороннее словно и не существовало. Знакомое по Аракору молчание было его козырем, непонятными же заслугами загодя полученное уважение начальства было для него настоящим бичом, подхлёстывающим бежать дальше, каждый же подбадривающий взгляд постороннего заставлял Рэда заметно глазу дёргаться, как от удара по лицу.
Пребывание в людском муравейнике тренировочного лагеря давалось Ковальскому ежеминутным трудом, а значит, у него было куда больше причин быть здесь, чем у десятка парней вроде Джона, которые от своего пребывания здесь банально хотели славы и героического будущего.
Чем больше Джон наблюдал за товарищем, тем больше стремился — не опередить, нет, просто не отставать. И это уже было серьёзным вызовом. Все неудобства климата, царившего на материке Окруд, были давно забыты. Все придирки капралов восприняты как истинно должные. Джон хотел одного — не уступить хоть в чём-нибудь, но ещё больше — хоть как-то заслужить уважение этого человека, на лице которого в самые сильные бури царила маска абсолютной отрешённости. Ещё с Аракора Джон помнил, заставить это лицо излучать хоть какие-то эмоции могли только поступки людей, но никак не мёртвая природа, не физическая немощь собственного тела. Джон до поры в число этих людей не входил, но Рэд сразу же для него уже стал той целью, к которой можно и нужно стремиться.
Время шло. Он и вправду уже перестал замечать всё то, что изводило, отупляло и доводило его до исступления в первые месяцы подготовки. Теперь его интересовали совсем другие вещи.
И вот, однажды, их заочное знакомство закончилось.