Канарский вариант

Попивая кофе, я не спешил с какими-либо выводами, глубокомысленно замечая, что приобретенная Фирой вилла весьма мила и просторна, хотя интерьер ее в чем-то напомнил мне незабвенную московскую комнатенку старухи: те же самодельные детские нары, голая лампочка и — разномастная, явно с помойки, мебель.

— Стараюсь ради детей! Кладу на них жизнь! — не уставала повторять хозяйка. — А за это меня приезжают сюда убивать!

— Кто? — холодно спросил Володя.

— Морально… — уклончиво ответила Фира.

— Дом двухэтажный? — деловито осведомился Василий.

— Да, второй этаж хотим сдавать…

— Ну, — сказал я, — это навряд ли получится.

Повисла напряженная пауза. Итог паузы мне все-таки удалось выиграть, Фира не выдержала.

— Ваши условия? — выдохнула она.

— Вам не нужна реклама своего места жительства среди московской деловой публики? — спросил я.

— Вы знаете ответ…

— Второй этаж, — проронил я.

— Вы хотите его снять?

— Нет, купить в собственность, — сказал я. — За хорошую цену.

— Назовите…

— Цену? Она складывается из пятидесяти тысяч долларов вашего долга, плюс проценты, плюс наше молчание, — довел я до сведения продавца.

— Ох, я умираю, — обмякла Фира, закатывая глаза и хватаясь за морщинистое горло.

— В случае вашей смерти, — бесстрастно заметил ей Вова, — дальнейшие переговоры вы завещаете вести с вашими наследниками?

— Хорошо, — молвила старуха убито. — Когда вы въезжаете?

— Въезд состоялся, неужели вы не заметили? — изрек Василий.

— Вы садист! — ответила ему старуха. — Вам надо в охрану концлагеря!

— Кстати, об охране, — кивнул Василий. — Считайте, что теперь она у вас есть. Круглосуточная и бесплатная, между прочим. Вам бы радоваться…

— Мне кажется, вы — антисемит, — заметил ему угрюмо жидомасон, сидевший на табурете в дальнем углу и, приподняв кустистую бровь, мрачно таращившийся на нас.

— Неправда, — сказал я. — Вообще — что за странный термин? Семиты — это арабы. Значит, антисемит — это антиараб? Какая глупость! Все равно что назвать вас сионистом!

— Да, я сионист! — заметил официант гордо.

— Сионист, — просветил я его, — особь, стремящаяся объединить соплеменников на земле предков. Какой же вы сионист? Это мы скорее таковые… Я вот, например, очень даже за то, чтобы евреи жили в Израиле, у них хорошо там получается с урожаями помидоров и с производством «узи»… А вы — нет, вас в Испанию потянуло, в колыбель инквизиции…

— Кончаем базары, — сказал Вова. — Жить будем дружно, Фира Моисеевна станет готовить нам рыбу-фиш, сырьем мы ее снабдим. Вы умеете готовить рыбу-фиш, Фира Моисеевна?

— Но здесь нет щуки…

— Сойдет барракуда, — высказался старожил Василий.

Так мы решили проблему с жильем. И уже вечером сидели, попивая винцо, на балкончике собственного дома с резными перилами из Канарской сосны в неуклонно чернеющих сумерках, растворяющих в себе горы и океан, глядя в сторону городского центра Пуэрто-дель-Росарио, мерцавшего малиновым туманцем неоновых огней в сгущавшейся над островом ночи.

МОСКОВСКАЯ МЯСОРУБКА

Сидя в кабинете своего офиса, располагавшегося на одном из этажей научно-исследовательского института, Тофик, подравнивая ногти пилочкой, со скукой выслушивал томившегося на стульчике директора академика, чей бывший кабинет он теперь занимал.

Директор — глупый, никчемный старикашка, еще пыжился, набивал себе цену, памятуя, видимо, те относительно недавние годы, когда ездил в Кремль на казенной «Волге» за наградами, распоряжался сотнями людей и миллионными суммами, считая таких, как Тофик, червяками в иле социального дна, шпаной и рыночно-гвоздичной швалью, да вот просчитался в итоге академик, став никем, насекомым, которое он, Тофик, мог прихлопнуть в любой необходимый момент.

«Отжировали свое эти чертежники и ботаники!» — без какого-либо сочувствия думал он.

Директор канючил о необходимости повышения аренды, приводи потешные доводы: мол, институт — бывший флагман советской оборонной науки — испускает дух, девяносто процентов сотрудников уволены, и если не поддержать материально оставшуюся горстку энтузиастов, настанет крах.

Тофик, с холодным презрением переводя взгляд со стоптанных ботиночек ученого на застиранные манжеты его рубашки, выглядывающие из обтертых до проплешин рукавов пиджака, сочувственно кивал, испытывая какое-то злорадное удовлетворение от униженного тона этого научного хмыря.

Итог разговора был Тофику превосходно известен, жужжание академика настраивало на сентиментально-философский лад, но мысли нынешнего хозяина кабинета были весьма далеки от нужд оборонной науки; думал он о вещах куда более важных и актуальных, а именно — о своих отношениях с группировкой Исы.

Проклятый чечен требовал компенсации за проваленную операцию с кокаином, обвиняя в провале его, Тофика.

Аргументы Исы выстраивались в грамотную, логически замкнутую цепочку. Во-первых, он дал заработать Тофику на голом железе — на «линкольнах», посреднический гонорар; во-вторых, словно предчувствуя, что операция нуждается в подстраховке, обещал долю по реализации наркотика совместными силами.