Камуфлет

– Опять не про меня честь… Автор опасных посланий и мифического обфества действительно найден. Но он мелкая пефка, марионетка. Настояфий талант, им руководивфий, до сих пор в тени. Имею полное право заявить: убийца не разоблачен. Но уже известен. Я даже знаю, где он сейчас находится.

– Да? – Полковник во фраке снова наполнил рюмку. – И где же?

– Передо мной.

Рука с хрусталем замерла, не достигнув вожделенной цели, Ягужинский уставился на коллежского советника:

– С ума сошли? Успех в голову ударил?

– Никак нет, господин начальник дворцовой стражи. – Родион Георгиевич жестом предложил отпустить «беленькую» с миром. – Готов доказать в считанные минуты.

Иван Алексеевич глотнул обжигающий напиток как воду, не закусывая, возбудив тень удивления ротмистра, и громким голосом сказал:

– Попробуйте. Только поторопитесь.

– В понедельник утром кто-то наведался в особняк князя, чтобы подобрать все бумаги. Обыск провели тфательно. Но вот незадача – на полу оставили дневник Одоленского. И не просто какие-то записки для дуфи, а календарь визитов. Записей за год всего две, да и те с детским фифром. Одна про день «X», а вторая – анаграмма стряпчего. Стоило дернуть за эту ниточку, как выискался некто Выгодский, составивфий новое завефание князя и случайно взорвавфийся от сигары.

– И что?

– Так ведь обыск вы делали. Дом опечатан, на улице – вафи филеры. А печать с двери не сорвана. Вернее, новая. Значит, подбросили улику намеренно. Простейфая логика. Далее – Менфиков. Вы, конечно, гневались, когда увидали тело помофника, сверкали праведным гневом. Но что в итоге? А то, что всех слуг выгнали из особняка. Зачем такая строгость? А чтоб доступ был свободный к мотору Одоленского. Сарай, где чудо техники хранится, на улицу выходит. Открывай да забирай. Никто не помефает. Одежку водителя при обыске позаимствовали. Для чего мотор? А чтоб в маскарадном костюме переехать несчастного Берса.

Ягужинский поправил бабочку и громко сказал:

– Вам пора уходить.

За портьерой произошло легкое движение, словно кто-то аккуратно встал. Но внезапно грянувший оркестр заглушил шорох.

– Остались суфие мелочи. – Ванзаров покосился на ротмистра: помощник изготовился к прыжку тигра. – Первая: смерть князя произвела на вас куда меньфее впечатление, чем могла. Почему? Логика такова: знали про нее значительно раньфе меня. Вторая: «живая картина». Как увидели фото, так по-настояфему испугались, даже скрыть не могли. Почему? А потому что появилась она без вафего ведома. Но с ней другая незадача выфла. Сначала отказались рассказывать, что за юнофа предстал в неглиже, а вчера эдак спокойно узнали, что он в морге. Теперь третья. Увольте, но не могу поверить, что начальник дворцовой стражи не сравнил простые факты: дежурства Менфикова и появление писем. Все-таки помофник, доверенное лицо. Исходя из посылок, получаем настояфего убийцу. Остался последний вопрос: зачем весь этот камуфлет?

Господин полковник преспокойно открыл коробку дорогих сигарок, не торопясь надкусил, прикурил от редкостной игрушки – бензиновой зажигалки и выпустил облако дыма:

– Это все? – осведомился он.

Родион Георгиевич выждал, пока сигарка прогорит опасный срок, и с исключительным доброжелательством спросил:

– Значит, не желаете откровенно?

– Зачем?

– Чтобы предотвратить больфие жертвы.

– Что-то знаете достоверно?

– Только то, что завтра объединится старая и новая кровь, взойдет заря новой России, очевидно, кровавая. Слышал про это уж раза три, приходится верить.

– Одни домыслы. Фактов нет.

Ротмистр ожидал, что сейчас будет выложен главный козырь. Но по какой-то неведомой причине, начальник его и не думал раскрывать карты, а лишь с интересом наблюдал за полковником и вежливо предложил:

– Если изволите поехать с нами, предъявлю неоспоримую улику.

– И не подумаю.

– В таком случае…

– На арест – руки коротки. Даже у полицейского выскочки. Прощайте.

Иван Алексеевич как ни в чем не бывало принялся за фрикасе.

По первому знаку Джуранский готов был исполнить любой приказ, даже немыслимый: например, надеть на жандармского полковника цепочки. Но Родион Георгиевич вдруг подскочил к портьере и отдернул плотную материю. За ней прятался столик, накрытый на одну персону, со следами ужина. На блюдечке остались щедрые чаевые.

Швейцар у входа подтвердил, что ресторан действительно только что покинул молодой человек во фраке, однако не из постоянных посетителей, видел его впервые, лицо ничем не запомнилось: среднего роста, средних лет. А набережная Мойки оказалась пустынна в обе стороны, насколько хватало глаз. Тот, кто незримо слушал разговор за портьерой, растворился бесследно.

– Мечислав Николаевич, на сегодня все, идите отсыпаться. Завтра, то есть уже сегодня, будет трудный день. – Ванзаров протянул руку для прощания.

Ротмистр хоть пожал и крепко, но в сомнении спросил:

– Может, мне с вами?

Помощник прекрасно разбирался в интонациях своего «командира». И намного лучше, чем тот мог себе представить. Но коллежский советник, изобразив совершенно невинное лицо, отмахнулся:

– С чего вы взяли? Просто прогуляюсь перед сном.