– Ни в коем случае. Эти документы хранятся сто лет. Таково правило, – любезно заверил радушный директор.
У парадных дверей тихонько дремал швейцар. Стараясь не разбудить старика, Ванзаров уже взялся за медную ручку, как вдруг заметил сводчатую дверку с табличкой «Типография». Пришлось поддаться искушению.
Даже в неурочный час в министерской печатне кипела работа. Шел тираж плаката с Высочайшим указом о созыве Государственной думы, как видно, для необозримых провинций империи, куда не доходят столичные газеты.
Коллежский советник нашел заведующего в крохотной конторе, спасавшей от грохота станков тонкой перегородкой. Извинившись за причиняемое беспокойство, предъявил уголовный романчик. Евграфий Пустырин, жилистый старичок с красными от бессонницы глазами, только взял книжицу и немедленно подтвердил: их работа, само собой. Буквально сам печатал недели три назад, еще удивился, с каких это пор государственная типография занимается подобной ерундой.
– Кто разместил заказ? – спросил Ванзаров, несколько озадаченный открывшимся обстоятельством. Пустырин полез в конторскую книгу, поводил пальцем по строчкам и нашел:
– Модль какой-то записан, – сообщил печатник, захлопывая кондуит.
– Он приказал поставить адрес типографии?
– Это мы сами! – Евграф гордо ухмыльнулся – Разве ж можно, чтоб книга вышла без адреса? Никуда не годится. И так с ней намаялись.
– А что такое?
– Да и то сказать, тираж – десять штук, смех один. Так ведь еще на печати какой-то жандармский сидел, высматривал да вынюхивал. Как сшили, все забрал и лично рассыпал набор. Виданное дело?!
Что спасало и спасать будет эту страну? Только две силы, если не считать Божьего провидения: непредсказуемая глупость или бессмысленная честность. Верь и радуйся!
Августа 9 дня, около одиннадцати вечера, прохладно.
Управление сыскной полиции Петербурга,
Офицерская улица, 28
– Рады приветствовать ваше высокое и объемное благородие! Не прогоните? – Аполлон Григорьевич с грохотом отодвинул стулья, выбрал жертву и уселся с размаху так, что ножки застонали. – Говорят, большим человеком становитесь? Уж не забудьте старых друзей, сыщите теплое местечко…
Поразительно, как разлетается слухи. Разрастаются, множатся, приобретают совершенно фантастические размеры, и вот уже письмоводитель, которому намечено скромное повышение, объявлен трепетными коллегами новым вице-королем Индии. Но как жить, если б не было сплетен? Скука царила б в коридорах департаментов и присутственных мест. Не приведи Господь, еще бы и трудиться пришлось!
Счастливчик немедленно заверил, что, как только получит назначение, не позднее дождичка в четверг, закажет из Северо-Американских Штатов наисовременнейшее криминалистическое оборудование, и вернулся к скучным реалиям:
– Что раскопали про Одоленских?
– Во-первых, одна из древнейших фамилий, – Лебедев старательно загнул мизинец. – Но этого добра пол-Петербурга, да. Что действительно любопытно: Одоленские – прямая ветвь от Рюрика и Владимира Святого, причем никогда не прерывавшаяся. Настоящая княжеская кровь старой закваски, что отражено на их гербе. Девиз «Lux in tenebris» – это евангельское «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Что же касается птички – то, без всякого сомнения, имеем изображение легендарной птицы Феникс. Как вам известно, феникс присутствует на гербе нашей империи в виде двуглавого орла таким, каким был перенят у Византии…
– Что вы сказали? – в голосе Ванзарова послышалось нервное напряжение.
– Про феникса?
– Кровь старой закваски… Иными словами: старая кровь. Не так ли?
Криминалист немедленно согласился и добавил:
– Помните на записке латинское название общества?
– «Primus sanguinis».
– Мы с вами перевели: «Первая кровь», но я сверился со словарем. Смысл может быть иным: «Первый наследник». Странное название для содалов-мужеложцев.
Тут Родион Георгиевич вскочил как ошпаренный, подскочил к бюсту Сократа, чмокнул каменную лысину и ласково добавил:
– Спасибо, старик, что бы мы без тебя делали!
Греческий философ остался мраморно-равнодушен к проявлению чувств. А вот Аполлон Григорьевич предложил выбор между бромом и коньячком. Но Ванзаров уже совершенно спокойно сказал:
– Зря брезгуете классической древностью. Не будь старины Сократа, не знал бы правильного вопроса. А без правильно вопроса нет и правильного ответа.
– И какой вопрос?
– Самый главный в логике сыска: зачем!
– Ну, и зачем это «зачем»? – скаламбурил Лебедев.
– К примеру, зачем Менфиков перед смертью что-то хотел сказать?
– Мне, как всегда, достался хладный труп…
– Успел сказать: «Он нас убьет». Но вот зачем? Зачем Выгодский рисовал в крови букву «V»? Зачем князя убили взрывом? Зачем «чурка»?
– Да объясните же, в чем дело!
– Дело, дорогой коллега, в том, что впервые в истории сыскной полиции преступник не скрывался, а всячески помогал распутывать преступление.
– И зачем ему голову в петлю совать?
– Камуфлет хотел произвести. За которым скрыта особая цель.
– Ну, да, наследство Одоленского…