Камуфлет

Вот это Ванзаров заметил. Он фланировал на другой стороне улице и поглядывал на окна кофейни, при том пробирая Суворина почем зря. Издатель умудрился выбрать единственный столик, который скрывал гостя простенком. Его тучный профиль красовался на загляденье, но тот, кто находился рядом, оставался невидим. Хорошо хоть четверка филеров, предоставленных личным приказом Джуранского, перекрыли все маршруты отхода гостя.

Суворин прочел какое-то послание, оставил развернутым на столе и принялся крутить головой.

Барышень, что ли, разглядывает? Как бы не забыл сигнал подать…

Что-то пошло не так.

В кофейню то и дело входили и выходили дамы и господа, но не было ни одного лица, которое вызывало бы малейшее подозрение. Между тем Суворин с кем-то разговаривал. Не мог же гость проникнуть в кофейню за два часа до открытия, прятаться на кухне и потом объявиться! Ведь за час до встречи Родион Георгиевич лично осмотрел зал: знакомых или подозрительных персон не было. То есть кофейня была попросту пуста. Откуда же взялся «Антон Чижъ»?

Наконец Алексей Сергеевич стал выказывать признаки беспокойства. Вылез из-за столика, прошелся по залу, вернулся, опять прошелся, сел, наконец подозвал официанта, что-то спросил нервозно, гарсон вернулся, удивленно что-то доложил, показывая в глубину, и тут Суворин подскочил так, что сбил котелок с сидевшего поблизости господина.

Забыв про филеров, Родион Георгиевич влетел в кофейню.

Правда открылась в дамской комнате: черное платье разметалось по полу. Тот, кто прятался под ним, ушел в своем естественном обличий. За полчаса кофейню покинуло человек пятнадцать. Поди их теперь сыщи. Возникновение леди в черном загадки не вызывало: мужчине достаточно обычного саквояжа, чтобы появилась «безутешная вдова».

– Лицо хоть рассмотрели? – без всякой надежды спросил Ванзаров.

Суворин принялся оправдываться и выдвигать веские причины.

– Что вы тут читали? – грубо перебил невыспавшийся и очень рассерженный коллежский советник.

Алексей Сергеевич протянул листок: «Завтра держите свободной первую полосу». Щербинка выдала знакомую буковку «а».

– Вам тоже послание, – Издатель с опаской отдал другой конверт.

Родион Георгиевич вскрыл его без всяких предосторожностей.

Письмо гласило:

Благодарю за умный намек. Как автору, мне приятно, что не забыли наших маленьких шалостей. Готовы узнать преступника нового романа? Жду вблизи дачи, на кленовой аллее ровно в два часа пополудни. Надеюсь, придете один. Ваш АЧ.

– Что там? – с любопытством сунулся Суворин.

– Пифет, что подсыпала вам в кофе божественный яд – спокойно сообщил Родион Георгиевич.

Суворин охнул и схватился за горло. Пришлось спасать знаменитого редактора обильными извинениями за шутку.

Августа 9 дня, около десяти, +18° С. Гостиница «Европейская» на углу Невского проспекта и Михайловской улицы

– Шутка ли, сорвать такое выступление!

– Да это полное безобразие, господа!

– А еще Думу хотят созвать! Куда мы идем?! Впрочем, слышались и более подстрекательские выкрики.

Городовой Воскобойников тревожно поглядывал на прилично одетых господ, держа одну руку у свистка, а другую на кобуре: от этих только и жди беды. Отдельные крикуны не унимались, распаляя себя, а более других. Того и гляди, примутся жилетки рвать от праведного гнева. А делов-то, тьфу!

На перекрестке, рядом с афишной тумбой, собралась немаленькая толпа.

Коллежский советник остановился послушать, чем так взволнована публика. Оказалось – постановлением Медицинского совета министерства внутренних дел. Афишу заклеила грозная надпись: «НЕ ДОПУСКАЕТСЯ по запрету публичного производства сеансов индийских факиров, как основанных на применении гипноза и анестезии».

Как водится, под горячую руку наведения порядка попали невинные, а именно «Публичная лекция о гипнотизме и его применении с одновременным сеансом месмеризма профессора французской школы мсье Анри Жарко».

– Позор перед Европой! – кричали с одной стороны толпы.

– Дремучее невежество властей! – вторили с другой.

– Прошу разойтись! Не велено! – сквозь зубы огрызался Воскобойников.

Тут чиновнику сыскной полиции, хоть и в опале, пришла в голову, прямо скажем, шальная, но любопытная мыслишка. Ходить далеко было не надо: в распахнутом окне гостиницы прибывал господин с роскошными усами в стиле Мефистофеля и трагическим видом. Толпа заметила кумира, устроила овацию, а мсье Жарко, печально сделав ручкой, исчез из виду.

Номер располагался на втором этаже.

Ванзаров собрал в кулак все французские глаголы, но из-за двери раздраженно спросили:

– Кто там еще?

Произнести в столь трудный для гипноза час: «Сыскная полиция» было бы опрометчиво. И коллежский советник не раздумывая назвался репортером «Нового времени». Бессовестно, прямо скажем.