Камуфлет

– Любопытно, не правда ли? На ум приходит библейская легенда о левите, который отдал жену на поругание жителям города, а потом разрезал ее на двенадцать частей и отправил в разные концы Израиля. Но у нас все прозаичней. Извозчик Растягаев показал по карте маршрут, которым в субботу вез некую даму с сундучком. И знаете, путь в точности совпал с местами, где были обнаружены останки. Что думаете об этом?

– Голову нафли? – спросил Ванзаров.

– Это и есть второй вопрос к вам, как сыщику, так сказать. Где может быть голова?

– От нее должны были избавиться в первую очередь.

– Совершенно верно! Причем избавились так ловко, что место преступления мы нашли, а вот головы пока нет. Далее…

– Ротмистр, довольно игр.

– Какие игры, Родион Георгиевич, прошу совета, что делать! – Модль собрал протокольные снимки, разложенные по карте. – Представьте, собраны все улики, есть обезображенный труп, о котором сообщил пристав Шелкинг, и даже есть подозреваемый. Но вот незадача: трудно представить, что супруга чиновника полиции – помощник убийцы. Что нам делать?

– Где разделывали «чурку»?

– В сарае дачи, которую арендует на лето семейство чиновника Ванзарова. – Ответ прозвучал без намека на балагурство. – Найдены следы крови и топор с пятнами. Ваша кухарка также признала, что две части тела из найденных завернуты в ее старые платки. А говорите, сундук у покойного Одоленского пропал! Шутник-с!

– Убийство было соверфено в ночь с четверга на пятницу, это установлено экспертизой. Обыск вы проводили вчера. Почему нафли следы только сегодня?

– Мы искали всего лишь запрещенную литературу, о которой был донос. В доме обыск закончили, как только нашли ее. В сарай не заглядывали, не было такой нужды.

Модль свернул карту трубой, раскрыв стол, на котором обнаружилось заведенное дело с отчетливо выведенной надписью «Ванзаров»:

– Надеюсь, как профессионал, не станете отрицать: имеется предостаточно оснований для ареста вашей супруги, – и вперился змеиными глазами.

Выдержал Родион Георгиевич, выдержал стойко. Лишь поинтересовался, что с женой.

Оказалось, Софья Петровна находится в камере, здесь на Мойке, с нее снят допрос, она ни в чем не признается. Глафира также арестована, но дала признательные показания: созналась, что хозяин ее узнал о любовнике, пригласил юношу на дачу, напоил и убил в сарае. Чтобы замести следы, приказал супруге сложить тело в сундук, части тела завязать в узел, сундук оставить у извозчика, а руки-ноги выбросить в городе по дороге. Голову велел утопить в озере. Ротмистр предъявил страницы допроса, подписанные каракулем няньки, и добавил с теплым чувством:

– Понимаю, выглядит странно. Когда б такой специалист решился на убийство, то не стал бы разбрасывать по кустам тело. Вам я верю, но показания не спрячешь.

– Могу ли знать, где мои дочки? – Ванзаров едва сдерживал бешенство.

– Они помещены в Николаевский женский приют. Да вам и не до них нынче будет… Принимайтесь-ка за работу, коллежский советник, да как следует. Но в другой раз выполняйте уговор. Шутки кончились.

– Я делаю все возможное…

– Вот и делайте! – рявкнул Модль. – Почему вызвали Ягужинского, а не нас, когда нашли содала?! Вы что обещали?!

– Не советую кричать, ротмистр, – сказал Родион Георгиевич без угрозы, но как-то само собой вышло, что жандарм слегка отшатнулся и даже извинился за несдержанность.

– Поймите, опасность слишком велика, – продолжил он совсем иным тоном. – Не теряйте времени. У вас ровно тридцать часов. Не управитесь к этом сроку – не взыщите. Арестный ордер уже подписан.

– Мне нужно свидание, – не попросил, а приказал Ванзаров.

– Вас проводят к Софье Петровне.

– Супруга не интересует, хочу видеть кухарку.

Модль усмехнулся:

– Что ж, извольте.

– И верните браунинг.

– Помнится, вы утверждали, что главное оружие чиновника сыскной полиции – его мозг? Вот и пользуйтесь им.

Ротмистр вызвал дежурного и отдал распоряжение предоставить коллежскому советнику свидание с задержанной кухаркой, но не более десяти минут и в камере.

8 августа, половина второго, +23 °C.

Тюремный этаж Отделения по охранению общественной безопасности и порядка, набережная реки Мойки, 12

Место заключения старой няньке выбрали как опасному революционеру-бомбисту – «одиночку» с маленьким окошком, задраенным дюймовыми прутьями.

За дверью грохнула запорная щеколда. Но «глазок» остался открытым.

Родион Георгиевич присел на нары:

– Вот что, матуфка, дело плохо, но слез лить не будем. Я спрафиваю, ты отвечаефь. Поняла?

В глазах домашнего тирана и семейного деспота отразилась такая неизбывная тоска, что и менее проницательный смекнул бы: старуха готова наложить на себя руки.

– Уйди, не мучь, – прошептала она и отвернулась к стене.

– Слуфай меня, старая, – Ванзаров притянул ее за подбородок. – Мне дела нет, что ты про меня наговорила. Соню и деток спасать надо. Будефь отвечать, как есть, на духу? Ничего не утаифь?

Слезинка скатилась по морщинистой щеке.