Камуфлет

– Скажем, чуть раньфе… Кстати, знаете руку князя?

– Конечно.

– Его почерк?

– Вне всякого сомнения. Иначе не поехал бы.

– Могу ли знать, как Одоленский написал и отправил записку утром, будучи уже фесть часов мертвым?

Берс открыл было рот, но лишь бессильно развел руками.

– Оставим это… – Родион Георгиевич поднялся с кресла и устроился на краешке стола, сменив угол обзора. – Вы были близкими друзьями?

– Скорее приятелями.

– Что вас связывало с князем?

Николай Карлович как-то не к месту смутился, попросил не верить слухам и болтовне прислуги. Но, испытав легкий нажим специалиста словесных допросов, открыл любопытные подробности.

Одоленский был известен не только в аристократическом обществе, но и в закрытом мирке столичных… мужеложцев. Князь не отказывал себе в изящных удовольствиях, часто менял любовников, отвергнутых награждая щедро, но ни с кем не заводил долгих романов. Берс признал, что и ему было сделано лестное предложение, однако твердо им отвергнутое. Они остались «чистыми» друзьями, находя удовольствие в беседах и увлечении синематографом.

Не сказать, чтобы эта новость поразила как молния. Наклонности многих влиятельных петербуржцев были известны далеко за пределами полицейских донесений. Но некоторые детали убийства теперь выглядели иначе. Впрочем, как и мотивы, сплетавшиеся вокруг «обрубка».

– Могу ли знать друзей князя?

– О, это весь свет! Князь Павел принят во всех домах Петербурга и при дворе, он замечательный, общительный человек… был. Люди искали его знакомства.

– Меня интересуют его любовники.

От нагловатой простоты Берс скривился, но все же ответил:

– Мы были добрыми знакомыми, но я не был его наперсником. Не возьмусь назвать того или иного… пассией князя Павла. Только прошу вас, поймите меня правильно.

Ванзаров понял правильно. И продолжил натиск:

– Припоминаете кого-нибудь с инициалами В.В.П.?

Николай Карлович сморщил лоб, закатил глаза, но лишь удрученно покачал головой.

– Может быть, кличка?

– Эта тарабарщина? Ну что вы! Я еще понимаю Адонис или Гименей…

– А к примеру, Менелай или Ахилл? Аякс или Одиссей? Может, Парис? Пенелопа?

Имена греческих героев были совершенно незнакомы коллежскому асессору. Он сокрушенно вздохнул:

– Какая потеря! И какая жестокость…

– Кто на такое мог рефиться? – как можно наивнее спросил Ванзаров.

– Ума не приложу.

– Одоленский владел какой-нибудь опасной тайной?

– Думаю, это невозможно.

– Почему?

– Князь слишком общителен, если не сказать больше… Любой секрет выболтал бы первому встречному.

– Долги?

– Это просто смешно.

– Политика, тайное общество, заговор? – упрямо гнул Ванзаров.

– Весь его заговор – помочь молодому танцору попасть на сцену Мариинки.

– Может быть, нетерпеливые наследники?

– Павел последний в роду… Кажется, в Париже живет двоюродная сестра, но они давно не виделись.

– А месть? Мог Одоленский причинить боль человеку или убить его?

– Невозможно! – Берс даже отмахнулся. – Павел Александрович и мухи не обидит. Сильные люди не позволяют злоупотреблять силой.

– Почему же его убили?

Порассуждать Николай Карлович не успел. В дверь решительно постучали. Ванзаров недовольно крикнул: «Что нужно?» Запыхавшийся голос ответил, что доставлена для господина помощника начальника сыскной полиции срочная депеша.

Родион Георгиевич разорвал конверт, присланный с курьером, и наткнулся на полоски полицейской телеграммы:

«Прошу срочно прибыть Мойку ТЧК

Дело касается вашей супруги ТЧК Модль»

Августа 7-го дня, лета 1905, одиннадцать утра, +23 °C.

Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, набережная реки Мойки, 12

Ротмистр не встал, не оторвался от бумаг, сосредоточенно скрипя пером в одном документе и то и дело заглядывая в другой. Государев слуга так поглощен трудом во благо, что и не заметил вовсе – представьте себе, и такое бывает, – что в кабинете переминается скромный посетитель.

Все же игра в «государственного мужа» быстро надоела, Модль поднял взгляд и вмиг изобразил удивление:

– О, господин Ванзаров, уже тут как тут? А я и не приметил…

Родион Георгиевич шесть лет служил, и не в пансионе благородных девиц, а в Министерстве внутренних дел – опоре власти. А потому обучился всем нехитрым правилам чиновничьих игр. Без этого даже толковому человеку выжить невозможно. Надо уметь отличать и примечать, слушать одно, а понимать другое, делать вид и блюсти лицо, а также принимать главнейшую аксиому побед Российской империи: я – начальник, ты – дурак. Трудная наука далась с некоторыми синяками, но опыт оказался бесценным. И теперь пригодился.

– Господин жандармского корпуса ротмистр изволил видеть меня по делу, касаюфемуся моей жены. Покорнейфе вас слуфаю, – блаженно проговорил Ванзаров, словно за дверью кабинета сердце не прыгало наружу.

Модль поднял исписанный лист: