Джонти вздохнул и сказал:
— Фаррил, холодно становится. Солнце заходит. Вы невероятно глупы и утомили меня. Прежде чем мы оставим эту груду нелепостей, может, вы скажете мне, почему я так заинтересован в вашем убийстве? Если, конечно, проявление паранойи нуждается в объяснениях.
— По той же самой причине, по которой вы убили моего отца.
— Что?
— Вы думаете, я хоть на мгновенье поверил, что Хинрик стал предателем? Возможно, он и стал бы им, если бы у него не было такой прочной репутации слабоумного. Вы полагаете, что мой отец был совершенным глупцом? Мог ли он принять Хинрика за иного, кем он на самом деле является? Даже если бы он и не знал о его репутации, пяти минут в его присутствии было бы достаточно, чтобы понять, что это беспомощная марионетка. Неужели отец выболтал бы Хинрику что-либо, на основании чего его могли бы обвинить в измене? Нет, Джонти, человек, продавший моего отца, должен был пользоваться его доверием.
Джонти шагнул назад и пнул ящик. Удержавшись на ногах от толчка, он сказал:
— Я слышу грязные измышления. Единственное мое объяснение — вы преступно безумны.
Байрон дрожал, но не от холода.
— Мой отец был популярен среди ваших людей, Джонти, слишком популярен. Автарх не может допустить соперничества в правлении. Вы позаботились, чтобы он не был вашим соперником. А дальше вы старались убить меня, чтобы я не мог занять место отца или отомстить за него.
Голос его перешел в крик.
— Разве это не правда?
— Нет.
Джонти склонился к ящику.
— Я могу доказать, что вы ошибаетесь.
Он раскрыл ящик.
— Радиооборудование. Осмотрите его получше.
Он бросил приборы к ногам Байрона. Байрон смотрел на них.
— Что же это доказывает?
— Ничего! А теперь взгляните на это!
В руке он держал бластер. Рука его побелела от напряжения, голос потерял холодность. Он сказал:
— Я устал от вас. Но больше уставать не буду.
Байрон проговорил без выражения:
— Вы спрятали бластер в ящике с радиооборудованием?
— А как вы думали? Что я буду вас сталкивать с утеса руками, будто я грузчик или шахтер? Я Автарх Лигейна, и я устал от глупого идеализма Ранчеров Вайдемоса.
Он прошептал:
— Идите к утесу.
Он сделал шаг вперед.
Байрон, не сводя глаз с бластера, отступил.
— Значит, вы убили моего отца?
— Я убил вашего отца, — ответил Автарх. — Я говорю вам это, чтобы вы в последние мгновения своей жизни знали — тот самый человек, который позаботился, чтобы вашего отца разнесли в прах в дезинтеграционной камере, сделал все, чтобы вы последовали за ним. Потом он заберет эту девушку со всем, что связано с ней. Думайте об этом. Даю вам лишнюю минуту на раздумье. Но стойте спокойно, или я разнесу вас и рискну лишь тем, что вынужден буду отвечать на вопросы моих людей.
С лица его будто сдернули вуаль, теперь оно горело страстью и злобой.
— Как я и говорил, вы пытались убить меня раньше.
— Пытался. Все ваши догадки верны. Это помогает вам теперь?
— Нет, — сказал Байрон.
Он опустил руки.
— Если хотите стрелять — стреляйте.
— Вы думаете, я не решусь?
— Стреляйте!
— И выстрелю!
Автарх тщательно прицелился Байрону в голову и замкнул контакт бластера.
Глава 19
Поражение
Теодор Ризетт обогнул скалу. Он не хотел, чтобы его увидели раньше времени, а скрываться в мире голых скал было трудно.
За грудой булыжников он чувствовал себя в безопасности. Он осторожно пробирался меж камней, изредка останавливаясь, чтобы оттереть лицо перчатками. Сухой холод был трудно переносимым.
Теперь он видел тех, двоих, в щель между двумя гранитными монолитами, соединявшимися в форме буквы «У». Ризетт удобно пристроил бластер. Солнце было у него за спиной.
Он чувствовал, как оно слегка согревает спину, и был доволен. Если они посмотрят в его направлении, солнце будет светить им в глаза, и они его не увидят.
Голоса их отчетливо звучали в его ушах. Радио действовало. Он улыбнулся. Пока все шло по плану. Его собственное присутствие, конечно, не входило в план. Но план составлял не дурак и, возможно, для доказательства еще понадобится его бластер.
Он ждал и смотрел, как Автарх поднял свой бластер, как неподвижно стоял Байрон.
Артемизия не видела, как поднимался бластер. Она не видела две фигуры на плоской поверхности скалы. Пять минут назад она заметила на фоне неба силуэт Ризетта и с тех пор следовала за ним.
Он двигался слишком быстро для нее. Все перед ней покрывалось туманом, она дрожала от холода и волнения.
Дважды она обнаруживала, что лежит. Как падала, не помнит. Во второй раз поднялась с окровавленной рукой, пораненной об острый край скалы.
Ризетт уходил вперед, и она пыталась догнать его. Когда он исчез в сверкающем лесу скал, она прислонилась к стене. Не замечала прекрасного свежего розового цвета скалы, не ощущала гладкости ее поверхности.
Она только пыталась преодолеть удушье.
И тут она увидела его спиной к ней, уменьшенного расстоянием, и побежала по неровной поверхности, держа перед собой нейронный хлыст. Ризетт тщательно целился.
Она не успеет!
Нужно было отвлечь его внимание, и она крикнула:
— Ризетт!
Затем снова:
— Ризетт, не стреляйте!