Камешек в небе. Звезды как пыль

— Простите, мне показалось.

Она прошла мимо так быстро и близко, что коснулась платьем его колена. Его охватил запах ее духов. Он сжал челюсти.

Ризетт по-прежнему с ними. Одно из преимуществ трейлеров заключалось в том, что они могли оставить гостя на ночь. Он сказал:

— Сейчас уточняются данные об атмосфере. Много кислорода, почти тридцать процентов, есть азот и инертные газы. Все нормально, хлора нет. Но… Нет и двуокиси углерода. Это плохо.

— Почему? — спросила Артемизия.

Байрон коротко объяснил:

— Значит, на планете нет жизни.

— Да?

Она посмотрела на него и тепло улыбнулась.

Байрон против воли улыбнулся в ответ, но тут же что-то в ее внешности изменилось: она улыбалась как бы сквозь него, мимо него, очевидно, не замечая его существования. И он остался с глупой улыбкой, которая вскоре угасла.

Лучше избегать ее. Когда он ее видит, перестает действовать анестезия. Начинает болеть.

Джилберт хмурился. Они снижались, в нижних слоях атмосферы «Безжалостный» из-за нежелательного аэродинамического сопротивления трейлера с трудом поддавался управлению.

Байрон упрямо боролся с приборами.

— Веселей, Джил, — говорил он.

Сам он не чувствовал особого веселья. На радиосигналы не было получено никакого ответа. Если они не найдут повстанцев, то ждать больше нечего.

Джилберт сказал:

— Не похоже на планету повстанцев. Скалистый и мертвый мир без воды.

Он обернулся.

— Поискали снова двуокись углерода?

Красное лицо Ризетта вытянулось.

— Да. Но только следы. Около тысячной процента.

Байрон сказал:

— Ничего нельзя решать. Они могли выбрать эту планету именно потому, что она кажется такой безнадежной.

— Но я видел фермы, — сказал Джилберт.

— Хорошо. А много ли мы увидим на планете такого размера, облетев ее несколько раз? Видимо, у них недостает людей, чтобы заселить всю планету. Они могли выбрать какую-нибудь долину, где содержание двуокиси углерода выше, скажем, от вулканических извержений, и где поблизости есть вода. Мы можем пролететь в двадцати милях от них и не обнаружить. Естественно, они не станут отвечать на радиовызов без тщательной проверки.

— Невозможно так легко создать концентрацию двуокиси углерода, — пробормотал Джилберт.

Они внимательно посмотрели на экраны.

Искусственное освещение выключили, и солнечные лучи врывались в иллюминаторы.

Это менее эффективный способ освещения корабля, но в нем была желанная новизна.

Иллюминаторы открыли, потому что атмосфера планеты оказалась пригодной для дыхания.

Ризетт возражал, так как отсутствие двуокиси углерода может вызвать затруднение в дыхании, но Байрон решил, что на короткое время это можно выдержать.

Джилберт взглянул в иллюминатор, вздохнул и сказал:

— Скалы.

— Надо установить радиопередатчик где-нибудь повыше, — сказал Байрон, — так увеличим видимость. Нужно охватить все полушарие. Если результат будет отрицательный, сможем попробовать на другой планете.

— Это вы и обсуждали с Ризеттом?

— Да. Работу выполнили мы с Автархом. Он сам это предложил, иначе предлагать пришлось бы мне.

Говоря это, он бегло взглянул на Ризетта. Лицо того ничего не выражало.

Байрон встал.

— Думаю, лучше отстегнуть линь, но надеть костюмы.

Ризетт согласился. На планете было солнечно, в воздухе было мало водяного пара, отсутствовали облака, но было очень холодно.

Автарх стоял у главного люка «Безжалостного». Его костюм был из тонкого пенообразного материала, весил лишь долю унции, но давал прекрасную изоляцию. Маленький цилиндр с двуокисью углерода был пристегнут к груди. В нем была небольшая щель и газ вытекал постепенно, создавая необходимую концентрацию углекислого газа.

Автарх сказал:

— Хотите обыскать меня, Фаррил?

Он поднял руки и ждал со спокойным лицом.

— Нет, — ответил Байрон, — хотите проверить мое оружие?

— И не подумаю.

Вежливость их была холодной, как погода.

Байрон вышел на яркий солнечный свет и взялся за ручку тяжелого ящика, в котором находилось радиооборудование. Автарх взялся за другую ручку.

— Не очень тяжело, — сказал Байрон.

Он обернулся. Артемизия стояла в люке.

На ней было простое белое платье, развевавшееся на ветру. Полупрозрачные рукава в свете солнца стали серебряными.

На мгновение Байрон опасно оттаял. Он хотел вернуться, схватить ее так, чтобы синяки остались на плечах, почувствовать, как ее губы встречаются с его губами.

Вместо этого он коротко кивнул, но ее ответная улыбка и взмах руки были обращены к Автарху.

Пять минут спустя он обернулся и по-прежнему увидел белое платье у открытого люка, потом подъем поверхности закрыл от них корабль. Теперь на горизонте виднелись только скалы.

Байрон подумал о том, что ждет его впереди. Увидит ли он когда-нибудь снова Артемизию? И как она будет реагировать, если он не вернется?

Глава 18 На грани поражения

Артемизия следила за ними, пока они не превратились в крошечные фигуры, бредущие по голому граниту, и совсем не исчезли из виду. На мгновенье, перед тем, как исчезнуть, один из них оглянулся.

Она не была уверена, кто именно, а на мгновенье ее сердце замерло.

Байрон не сказал ни слова при расставании.