«Каменный мост»

Классный руководитель: Бучнева Наталья Михайловна (Старопименовский пер., д. 5, кв. 21), на момент изучаемого события возраст сорок лет, считаем разработку членов семьи бесперспективной.

Учитель математики: Гурвиц Юлий Осипович (местопроживание – в доме, где располагается магазин «Педагогическая книга»), на момент изучаемого события возраст шестьдесят лет, считаем разработку членов семьи бесперспективной.

– Вы видели у Володи пистолет «вальтер»? «Нет». «Я не видел». «Да ну… откуда?» «Я не помню».

В – с в и д е т е л ь: «При мне он стрелял на даче из мелкокалиберки и разгрохал изоляторы на столбе электропередач. Пистолета у него не было.

– Вы слышали, что Володя в школе ударил одноклассницу по лицу? «Нет». «Нет». «Не знаю». «От вас услышал». «Нет, не ударил – убил, Уманскую убил…» «Нет».

Г – с в и д е т е л ь: Да, это было. Девочку звали Галя.

Д – с в и д е т е л ь: Он ударил Галю Куйбышеву на уроке географии. Володю вызвали отвечать тему «Города Поволжья», и он хорошо отвечал. Галя сказала: «Конечно, легко ему отвечать. Он окрестности Куйбышева хорошо изучил». Шахурин подошел и дал ей пощечину.

Е – с в и д е т е л ь: Все-таки, кажется, он ударил Галю на перемене. Но началось все разговором про Куйбышев, это точно.

– Откуда Володя мог знать Куйбышев?

– Куйбышев все знали. Школу эвакуировали туда в начале войны.

– Вы считаете, он был психически неуравновешен?

Август, заканчивается лето-агония 1941 года, Костя Уманский дорабатывает последние три недели в Вашингтоне, Куйбышев подготовлен сменить столицу – счастливчикам показывают в заборную щелку особняк, ждущий императора, запомнилась красивая сестра-хозяйка с черными глазами; перевезены на волжские берега наркомат иностранных дел, Совинформбюро, авиазаводы, Большой театр и проклятая 175-я школа. Ее классы назывались по имени Главного Ученика: класс Светланы Сталиной, класс Вано Микояна, класс Светланы Молотовой, класс Серго Микояна. В школе многие хотели учиться, но никто не хотел преподавать.

А Куйбышев… Дочери императора он не понравился: старый и грязный, нищие, беспризорники, «очень много хромых, слепых, кривобоких, косоногих, криворуких и прочих калек». Раненые солдаты не вызывали сочувствия, как и громадная река, остатки купеческих усадеб, все эти пароходики и разливы; город казался недобрым: «Вот, понаехали сюда всякие разряженные и расфуфыренные, так теперь Гитлер и сюда прилетит бомбить!» Куйбышев страдал: квартиры уплотняли подселениями, несколько домов выселили подчистую; разбухшие школы работали в четыре смены, последняя смена начиналась в восемь вечера, после третьего урока дети засыпали за партами; выросли цены, исчезли продукты, горожане ели котлеты из опилок, оладьи из картофельной кожуры, пили желудевый кофе с корнями одуванчиков и сдавали кровь для раненых. Ученики 175-й школы этого не заметили, Светлана Молотова написала папе и маме 16 августа 1941 года: «Нам дали замечательный особнячок, а за городом у нас замечательная дачка… Я мало написала потому, что нечего писать. Я живу очень хорошо».

Императора не интересовала 175-я школа, как и прочие личные моменты, не имеющие отношения к Будущему (даже к Вечности), но он ее ненавидел. Власть и деньги в империи не передавались по наследству, детям вождей приготовили общий паек и ничтожество. Подростки страшных фамилий должны носить залатанные брюки и заштопанные чулки и сидеть за партами с бывшими беспризорниками и детьми погибших революционеров, выросших в детдомах, – ОБЩИЕ ОСНОВАНИЯ. Но общие основания не выдержали, во-вторых, родительской любви, а во-первых, страха рядовых людей, нянюшек и гувернеров – им хотелось дышать и обеспечивать продуктами семьи, умереть от старости, положив лапы на макушки правнуков; им не хотелось оказаться в том смертоубийственном месте, где практика украдкой вдруг глушила теорию и бросалась прочь, хрустя мелким человеческим мусором, трагически проявившим принципиальность. Детей железных людей растили как золотых, они слились в 175-ю школу, на которую со страхом взирали все, и подруга второй жены императора Мария Анисимовна Сванидзе записала в отчаянии: «Обстановка создана идеальная… Ужас в том, что дети чувствуют привилегированность своего положения, и это губит их навеки… Они обречены на ничтожество из-за исключительности своего положения». Это одна из немногих второстепенных мыслей, приходивших на ум Марии Анисимовне; чаще всего (сколько бы ни исчезало родственников и друзей) она неподвижно думала о своей любви к императору, насколько «Иосифу» сейчас тяжело, за что сперва расстреляли мужа, зампреда Госбанка, а в 1942 году казнили ее, и мысли прекратились. Очередной уволенный из школы «за плохое воспитание» императорского сына педагог с двадцатилетним стажем страдающе писал императору правду: «…вопрос останется неразрешенным, пока не установится настоящая связь школы и семьи»; другой учитель признался: воспитывать детей в 175-й школе «в лучшем случае – бесполезно, а в худшем – опасно».