Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель

– Волькша, поганка ты бледная, отзовись! – проорал Олькша во всю мощь своей грудины, но туман удушил даже этот вопль. Ольгерд вскочил, но сделал всего пару шагов и пребольно запнулся о валун. Вряд ли Хогланд прежде слышал столько венедских ругательств сразу. Имей камни уши, они покраснели бы от стыда.

– Ну, и что ты бранишься, как старый пес на вьюгу? – послышался из-за молочной пелены сонный голос Волькши, стоило только потоку Олькшиного сквернословия иссякнуть: – Слышала бы тебя Лада-волхова, она бы твой поганый язык превратила в гнилой рыбий хвост.

– Ах ты, сопля латвицкая! Только попадись мне – убью как есть и рыбам скормлю! – пригрозил Ольгерд, но голос его звучал так, точно он готов скорее облобызать приятеля, чем одарить тумаками.

Едва Хрольф заслышал голос щуплого венеда, как уверенность начала возвращаться к нему, непроглядная пелена вокруг превращается в обычный туман, а Хогланд из прихожей царства мертвых вновь стал каменистым островом в сердце Восточного моря. Это было нелепое чувство, которое, в конце концов, даже разозлило шеппаря. Мало ли что там ему пригрезилось, когда он внезапно решил взять венедских парней на борт своего драккара, – глупо продолжать считать, что эти двое смогут переменить его нескладную жизнь. Если он передумает и на Бирке не продаст их в фольки, то рыжий и сивый останутся всего лишь русью в его манскапе. Не больше и не меньше.

– Nej кричать, венеден! – цыкнул он на парней…

Ближе к полудню туман начал редеть. Стали угадываться очертания драккара, дремавшего на спокойной воде в пяти шагах от берега. Гребцы не решились уходить далеко от места стоянки и насобирали хвороста прямо на берегу. Разожгли костер, по ходу вспоминая, оставалась ли вчера вечером еда. Как бы там ни было, пришлось сварить обычную походную кашу. Теплое варево еще большее укрепило дух викингов, и они засобирались в путь.

– Когда отплываем, Хрольф? – то и дело спрашивали они.

– Вы что рехнулись, Гарм вас раздери? Чем плыть в таком тумане, лучше сразу выбросить драккар на камни, – гавкал на них шеппарь, однако он и сам жаждал убраться с Хогланда как можно скорее. Что бы ни происходило прошлой ночью на вершине горы, свей предпочитал держаться подальше от полыхания огней и рокота бубнов, которые неистовствовали там в полночь.

Полный дневной переход не получался бы у варягов при всем старании, но о нем и речи не шло. Едва только солнце стало различимо сквозь туман, шеппарь прокричал отплытие. А уж гребцы не пожалели рук и спин, уводя драккар прочь от Хогланда.

Не сказать, что прямо-таки с каждым ударом весел, но небесная лазурь быстро прояснилась, и вскоре ладья оказалась на безмятежной глади моря. Ни облачка, ни клочка тонкой дымки не было на небе. И только остров-буян окутывало облако все еще плотного тумана.

– Не иначе как Хель с папашей[106] что-то задумали на Хогланде, – покачал головой Хрольф.

– Да, уж, не до грибов, – поддакнул его помощник.

Шеппарь раздраженно поморщился, но вскоре забыл об это глупой обмолвке своего подручного, поскольку меньший из венедов удивил его просьбой дать и ему место на гребцовском сундуке. Когда подобное желание выказывал здоровенный детина, которому помахать веслом – в охотку да на потеху, все было понятно, но зачем понадобились мозоли на ладонях и ломота в спине башковитому сыну толмача, Хрольф никак не мог уразуметь. Вообще-то, еще на острове шеппарь заметил, что разум у парня чем-то затуманен: то ли думкой, то ли задумкой.

– Я справлюсь, – начал настаивать Волькша, не зная как истолковать молчание шеппаря.

Тот неодобрительно покачал головой, однако, не говоря ни слова, указал ему на сундук в конце гребного ряда, у самого форштевня. Все же не зря на Бирке говорили, что рискнувший собирать Молоко Ёрд должен быть готов отправиться по Белому Пути поперед берсерка, которому эти грибы надобны. И хотя Хрольф даже помыслить не мог о том, что венедский парень знает, как выглядит Слеза Нанны, но ведь где-то он пропадал прошлым вечером, да и вернулся на берег, похоже, когда все уже спали…

Весло плавно ходило в книце. Даром, что оно могло длинной потягаться с оглоблей, зато сделано было с отменным разумением, и орудовать им было несложно. Волькша из кожи вон не лез. Лопасть по самую весельную шею в воду не грузил. Греб – точно с Кунтом на пару плыл на отцовской лодке. Но и от этих ненатужных взмахов веслом, маята, что поселилась в Волькшиной душе с ночи, начала понемногу размариваться, точно выходила из тела с потом и высыхала на одеже.