Каменный фундамент

И вот небо вызвездилось, морозить начало, и колючий такой ветер по реке потянул, а с полночи шуга пошла. Как ни легонькая по первости была, а натерло ее к плоту порядочно, все канаты, гребя обмерзли, и забереги на плесе появились. Рассвело, давай мы лед обламывать, кое-как от берега отбились. Целый день на этом провели, а на середину реки вышли, видим: плот ото льда стал тяжелее на ходу, никак его не направишь куда следует. И ветер по реке гуляет, волны расходились, плеснет на плот — сейчас же морозом схватит. Тут еще туча надвинулась, снег повалил. Из последних сил бьемся, а плот идет по-своему. И опять наплыли мы на островок, повыше завода, — помните, тот, где Леша лес спасал, а мы с вами встречать его ходили?

Вторая ночь нас застигла. И лодка с нами была. Уплыть бы на завод можно, а мы подумали, что, может, еще снимемся утречком и поставим плот где следует. А ночью такая шуга пошла, такая шуга, что ни на лодке и никак переплыть реку невозможно. И плот наш совсем затерло. Так и сидели около него и плакали четыре дня: продукты все вышли, есть хочется, а нечего, и обидно, что все лето хорошо проплавали, а тут опозорились.

— Ну, и как же вы оттуда выбрались? — спросил я, вспомнив, какая плотная шуга шла по реке.

— А сегодня дождичек пошел, шуга немножко и размякла, — спокойно ответила Катюша, — вот мы и протискались.

— Это сегодня-то шуга помягче стала?!

— Ну да, она хотя и густая очень, но все-таки разбить ее можно, а ведь в те дни была как железная. Так бы все ничего, да боязно — лодку могло разрезать.

Мне хотелось похвалить ее за то трудное, что она взяла на себя и так хорошо одолела. Но, вспомнив, как Катюша боялась, чтобы директор не намекнул ей, что пришла она на завод только потому, что он ее усовестил, я поколебался: говорить ли ей похвальные слова? Она исполняла свой долг и понимала это.

Я опять взглянул на часы и с ужасом увидел, что минутная стрелка уже перешагнула на циферблате неприятную для меня цифру.

Надо было идти. Я натянул сапоги, надел шинель. Только теперь вспомнил, что не передал привет от капитана Воронцова, и что-то наскоро пробормотал. Надо было уходить немедленно, сию же минуту. Я протянул руку. Катюша всплакнула.

Вдруг вошла бабушка с узелком. Катюша тут же сунула его мне в руку.

— Бегите, бегите, — сказала она, — не то опоздаете. Здесь яички свеженькие, вам на дорожку. Да пишите мне с фронта, пожалуйста, пишите.

— Ладно, Катенька, обязательно буду писать.

— Ну, прощай!

— До свидания, Катя, до свидания, дорогая. Дорогой ты мой сплавщик! — Я еще секунду задержался на пороге,

— Прощай, — махнула Катюша рукой. И вдруг, озорно прищурив глаза, с упреком сказала: — А я думала, что ты меня за сплав все-таки похвалишь.

6. Мой сын

По запискам капитана Воронцова

Ночью Худоногова разбудили и вызвали в блиндаж к командиру полка. Небо сплошь было затянуто тяжелыми плотными тучами. Дул сильный ветер. В землянке находилось несколько офицеров, изучавших карту, разложенную на столе. Поодаль, у стены, сидел летчик, старший лейтенант. Рядом с ним — капитан Петров, командир разведроты.

— Товарищ полковник, сержант Худоногов явился по вашему приказанию, — доложил Алексей, обращаясь к командиру полка.

— Хорошо, — отрываясь от карты, сказал полковник, — подойдите сюда, товарищ сержант. Дело вот в чем, — полковник поглядел на часы. — В ноль пятнадцать — значит, час и тридцать пять минут тому назад — здесь, — полковник поставил палец на карту, — нашим истребителем сбит немецкий самолет. Он поднялся с нашей территории из района деревни Орешиха, где немецкий летчик принял на борт самолета своего шпиона. Надо было заставить их приземлиться на нашей стороне. Этого сделать не удалось. Лучшее, что оставалось, — сбить его. Товарищ старший лейтенант, — полковник кивнул в сторону летчика, — поджег немца, и тот свалился. Ночью довольно трудно ориентироваться, но бесспорно, — и полковник очертил пальцем кружок на карте, — что самолет упал в этом районе, в квадрате номер семнадцать. Может быть, несколько севернее и вряд ли южнее; может быть, к востоку отсюда и едва ли к западу. Как видите, по масштабу до места происшествия десять — пятнадцать километров. Но, главное, вокруг сплошной лес, пуща, как говорят здесь, в Белоруссии. Найти в ней сбитый самолет нелегко, но это обязательно надо сделать. Надо установить: уцелел ли немецкий шпион, — он в последний момент мог выброситься на парашюте, — или сгорел вместе с самолетом. Я поручаю это вам. Смысл задания вам ясен? Возьмите с собой еще одного бойца и ступайте. Вам, сибирякам, в лесных делах всегда везет. Вы как думаете, товарищ капитан?

— Не просто «везет», товарищ полковник, — ответил командир разведроты. — Худоногову помогает великолепное знание тайги и, если хотите, особое охотничье чутье.

Полковник утвердительно кивнул головой:

— Да, конечно. Именно это я имел в виду. Вопросы у вас есть, товарищ сержант?

— Нет вопросов, товарищ полковник, — сказал Алексей. — Все ясно. Только разрешите мне одному пойти. Не в степи искать. А в лесу мне одному лучше.