Камень духов

– Такой, токмо вот из брюнета все больше в блондина превращаюсь, – граф показал на свои кудри, изрядно подернутые сединой.

– Седина бобра не портит…

– То ж бобра, – рассмеялся Толстой, увлекая Кошелева за собой. – Ну, уважь, не откажи в любезности!

– Ладно, Федор, уговорил… Но учти, я ненадолго, – сказал генерал, как бы оправдываясь перед самим собой за проявленную мягкотелость. – И то верно, когда еще поговорить случай представится…

Они подошли к круглому дубовому столу. Граф кликнул официанта. Тот мгновенно застелил свежую скатерть, поменял приборы и застыл с салфеткой и карточкой в руках. Граф сделал заказ и снова обратился к Кошелеву:

– Так ты не ответил, Павел Иванович, куда путь держишь? В отпуск или в дивизию? Ты ведь, как я помню, служишь где-то под Вильно…

– Служил. А теперь вот еду к нашему общему знакомцу Алексею Петровичу Ермолову. Наконец-то получил от него вызов…

Генерал от артиллерии Ермолов – командующий отдельным Кавказским корпусом и генерал-губернатор Кавказа и Астраханской губернии – был как раз тем человеком, который тринадцать лет назад примирил Кошелева с Толстым. Случилось это в конце тысяча восемьсот двенадцатого года. Ермолов, в то время еще генерал-лейтенант, только что назначенный начальником всей артиллерии на период заграничного похода, встретился с Кошелевым, приехавшим в действующую армию с Камчатки. Генералы знали друг друга с молодых лет, когда оба участвовали в войне с польскими повстанцами под командованием самого Суворова. Полководцы суворовской школы, они уважали друг друга за храбрость и прямоту суждений. В палатке Ермолова и столкнулся Кошелев с Толстым, за смелость, проявленную при Бородине, заслужившим чин полковника и Георгиевский крест. Ермолов знал графа как близкого друга своего кузена Дениса Давыдова – известного партизана и поэта. Они оба и ходатайствовали о награждении графа, который в ту пору был простым ополченцем, о восстановлении его в офицерском звании. Узнав каким-то образом о взаимной неприязни Кошелева и Толстого, Ермолов взял на себя роль миротворца.

– Негоже нам, русским, ссориться перед лицом общего врага.

И то верно. В минуты, когда решаются судьбы Отечества, что могли значить какие-то прошлые обиды? Кошелев и граф обнялись и расцеловались, попросив друг у друга прощения. Толстой, узнав о смерти супруги генерала Елизаветы Яковлевны, с которой был знаком еще в ее бытность московской барышней, проникся к Кошелеву состраданием. Потом судьба надолго разлучила их. Граф вскоре покинул армию и вернулся в Москву. Генерал дошел с войсками до Парижа, заслужил несколько орденов и золотую шпагу за храбрость. Но чины как-то обходили Кошелева стороной. После войны он командовал пехотной дивизией, стоящей под Вильно, все еще в звании генерал-майора, что не соответствовало ни выслуге лет, ни его заслугам. Несколько раз порывался Павел Иванович выйти в отставку. Но куда? Ни семьи, ни поместий… Так и служил, пока в одном из отпусков снова не встретился с Ермоловым. Тот ободрил старого товарища, мол, подожди, вызову тебя на Кавказ. Это – место боевое, а генерал, так уж повелось, заметнее, когда он воюет, а не принимает парады в военных поселениях.

И вот такой вызов пришел.

– Эх, не ко времени ты, Павел Иванович, едешь к Алексею Петровичу… – непривычно тихо сказал Толстой и замолчал, увидев приближающегося официанта. Тот ловко расставил на столе блюдо с остендскими устрицами, тарелки с белым хлебом и сыром «Пармезан», разлил игристое вино в высокие бокалы с тонкой ножкой и, узнав, когда подавать суп претаньер и ростбиф с каплунами, удалился.

Генерал покачал головой:

– К чему такое изобилие, граф? Я же и впрямь спешу… Или ты после Рождественского поста меня откормить хочешь? Так знай, я по-суворовски предпочитаю щи да кашу, а этого, – Кошелев кивнул на устриц, – отродясь не жаловал!

– Будет тебе, Павел Иванович, кашу еще поесть успеешь, – Толстой с видимым удовольствием содрал серебряной вилочкой с перламутровой раковины хлюпающую устрицу и тут же проглотил ее. – Ну-с, nunc bibendi!

Они выпили вина и закусили. Граф налегал на устрицы, генерал отдавал предпочтение хлебу с пармезаном. Когда официант принес французский суп с кореньями и запотевший графин с водкой, граф, возвращаясь к прерванному разговору об Ермолове, осторожно заметил:

– Боюсь, Павел Иванович, ты можешь не застать нашего друга на посту командующего…

– Отчего? – удивился Кошелев.

– Я слышал, впал в немилость у нового государя Алексей Петрович… Корпус-то его отказался сразу присягнуть Николаю.

– Что ж из того? Не один корпус Ермолова промедлил с присягой Николаю Павловичу… Главное, что переприсягнул вовремя. Конечно, может быть, новый император и не любит Ермолова по какой-либо причине и, – замялся Кошелев, – вполне вероятно, даже побаивается его, но все это не повод, чтобы снимать с должности полководца, коего любят солдаты и боятся враги…