Каллисто

— Это очень неожиданно, — сказал Широков. — И для меня очень радостно. У Георгия Николаевича есть семья?

— Да. Он, как и вы, не женат, но его родители живы. У него есть сестра и два брата. Ему указали на это обстоятельство, но он остался при своем решении. Я был у него, и он при мне говорил с ними. — Козловский нервно потер руки. (Широков хорошо знал этот жест, выражавший волнение.) Конечно, родителям тяжело. Они могут никогда больше не увидеть сына. Двадцать пять лет — не шутка. Его отец, старый коммунист, участник гражданской войны, понимает, что сын идет на великий подвиг. Он одобряет его. Сестра… братья, конечно, но мать… Что тут можно сделать? Но он тверд.

— Ему, должно быть, гораздо тяжелее, чем мне, — задумчиво сказал Широков.

Он сам был одинок. Его родители погибли во время Великой Отечественной войны в блокированном Ленинграде. Братьев и сестер не было.

Он был теперь совсем спокоен. Его желание встретило полное понимание и сочувствие. Куприянов, разговора с которым он боялся, по словам Козловского, не будет его отговаривать. Неожиданное известие, что он не окажется один на звездолете и на Каллисто, было не только приятно. Когда ему сказали, что у него есть товарищ, он понял причины своих колебаний. Это был страх перед полной оторванностью от людей, полным одиночеством среди каллистян, все же чуждых и не совсем понятных существ. Лететь на Каллисто вдвоем с молодым астрономом — это совсем не то, что одному.

— Его решение очень радостно для меня, — повторил Широков.

— Так же, как ваше для него, — сказал Штерн.

— Он обо мне знает?

— Пока еще нет, но, когда узнает, то будет, конечно, очень рад. Мы ведь и вам ничего не говорили о нем, пока вы сами не сказали о своем решении.

— В сущности говоря, — засмеялся Широков, — я вам ничего не говорил. Я только сказал, что хочу поговорить с Михаилом Михайловичем.

Несмотря на заверение Козловского, Широков с волнением ожидал приезда Куприянова. Он знал, каким тяжелым ударом является для профессора его решение, знал, каким чисто отцовским чувством любил его учитель. Но и ради него Широков не мог отказаться от полета на Каллисто.

Он ушел в отведенную ему комнату. До разговора с Куприяновым он не хотел ни с кем больше говорить и никого не хотел видеть.

Профессор приехал, как и обещал, в два часа. Должно быть, Штерн или Козловский сразу рассказали ему об утреннем разговоре, потому что не успел Широков, совладев со своим волнением, подойти к двери, как она открылась, и профессор сам вошел к нему.

Широков ожидал увидеть расстроенное лицо, услышать упреки в скрытности, но ошибся. Лицо Куприянова было таким же, как всегда.

Разговор получился гораздо проще, чем ожидал Широков. Только потом, вспоминая подробности этого разговора и выражение лица Куприянова, Широков понял, что внешнее спокойствие было маской, за которой профессор хотел скрыть свое истинное состояние.

Он не сказал ни одного слова упрека, подробно расспросил о планах Широкова и одобрил их. Поговорил даже о том, кого можно поставить на его место в институте.

— Сегодня вечером, — сказал он под конец, — я соберу совещание с участием каллистян. Там мы уточним все подробности.

Он встал, минуту словно колебался, потом резко повернулся и направился к двери. Уже взявшись за ручку, долгим взглядом посмотрел в глаза Широкову, который медленно шел за ним, и сказал:

— Только мы с вами, Петя, никогда больше не увидимся.

И вышел.

До самого совещания, которое было назначено в кабинете Штерна на шесть часов вечера, Широков не выходил из своей комнаты. Он преодолел в себе последние сомнения. С этого времени, и до самого старта звездолета он шел вперед к поставленной цели, не оглядываясь. За эти часы он решился окончательно, и ничто больше не могло поколебать его решения.

Когда он увидел, что приехал президент Академии, он направился к Штерну. В коридоре он встретился с Синяевым. Молодой астроном уже знал, что у него будет спутник.

Широкову показалось, что его лицо, с чисто русскими чертами, немного вздернутым носом и шапкой густых каштановых волос, стало другим. Оно как будто постарело, осунулось, и только глаза оставались, как прежде, оживленными. Чувствовалось, что нелегко далось этому человеку его решение.

Широков и Синяев никогда не были дружны и даже мало знали друг друга. Они только месяц назад впервые познакомились, но, встретившись теперь у двери кабинета Штерна, дружески обнялись. На долгие годы они станут больше, чем друзьями.

— До конца! — сказал Синяев.

— До конца! — ответил Широков.

Они вместе вошли в кабинет. Перешагнув порог, точно по уговору, одновременно оглянулись назад…

Позади оставалась прежняя жизнь. Впереди ждала другая — неизвестная и немного пугающая, но они смело шли ей навстречу.

Оба знали — пути назад уже нет. Но они и не хотели возвращаться назад!

Глава четвертая КОЛЛЕКТИВНЫМИ УСИЛИЯМИ