В отношении петербургских врачей Калиостро действовал весьма дипломатично, отказываясь лечить являвшихся к нему пациентов, ссылаясь на то, что им не нужна его помощь, так как в Петербурге и без него хватает знаменитых врачей. Но такие добросовестные отказы лишь усиливали настойчивость являвшихся к Калиостро больных. Кроме того, на первых порах он не только отказывался от всякого вознаграждения, но даже сам помогал деньгами бедным больным.
В книге «Приключения Калиостро» весьма подробно рассказывается о любовных похождениях князя Потемкина с женой Калиостро. Высказывается предположение, что эти похождения и были причиной быстрой высылки Калиостро из Петербурга, а также подмена ребенка. О такой подмене стала ходить молва в Петербурге, и императрица Екатерина II тотчас воспользовалась ею для того, чтобы принудить Калиостро безотлагательно удалиться из Петербурга, тогда как настоящим поводом к удалению мага стала будто бы любовь Потемкина к Лоренце.
Однако можно предположить, что неудача миссии Калиостро в Петербурге вызвана и другими причинами.
Одно то обстоятельство, что Калиостро явился в Северную Пальмиру не просто врачом или алхимиком, а таинственным политическим деятелем, главой новой масонской ложи, должно было бы подсказать ему, что он ошибается в своих смелых расчетах. В то время императрица Екатерина II не слишком благосклонно посматривала на тайные общества, и приезд такой личности, как Калиостро, не мог не увеличить ее подозрений.
В книге «Тайные истории России» содержатся подробные сведения о взаимоотношениях Калиостро и Елагина. Из этого источника мы узнаем, что, познакомившись с Елагиным, Калиостро сообщил ему о возможности делать золото. Несмотря на то что Елагин был одним из самых образованных русских людей того времени, он поверил магу, который обещал научить Елагина этому искусству в короткое время и при небольших издержках. Против Калиостро выступил один из секретарей Елагина: «Достаточно раз побеседовать с графом Фениксом для полного убеждения в том, что он наглый шарлатан». Елагин, однако, продолжал доверять Калиостро. А секретарь Елагина начал распускать по Петербургу слухи о заезжем шарлатане, чем сильно подорвал его кредит в обществе, в котором Калиостро нашел и других поклонников, в числе которых оказался и граф Александр Сергеевич Строганов, один из самых видных вельмож екатерининского двора.
Чрезвычайно неблагоприятно на положение Калиостро в Петербурге подействовало также напечатанное в русских газетах заявление испанского посланника Нормандеца о том, что никакой граф Феникс на испанской службе полковником никогда не состоял. Этим официальным заявлением обнаруживалось самозванство Калиостро и фальшивость патента, составленного для него маркизом Альято.
Однако рассказ об этом не подтверждается дальнейшими исследованиями. В единственной в то время русской газете «Санкт-Петербургские ведомости» никакого объявления со стороны дона Нормандеца не встречается. По всей вероятности, рассказ этот выдуман уже после отъезда Калиостро из Петербурга его недоброжелателями, как и многие другие небылицы. По существовавшим в то время правилам, каждый уезжающий из России за границу должен был три раза опубликовать в «Санкт-Петербургских ведомостях» информацию о своем отъезде. И вот в «Прибавлениях» к 79-му номеру «Ведомостей», вышедших 1 октября, между двумя извещениями об отъезде за границу — мясника Иоганна Готлиба Бунта и башмачника Габриеля Шмита — объявлен отъезжающим «г. граф Каллиострос, гишпанский полковник, живущий на дворцовой набережной в доме г. генерал-поручика Виллера». Но если бы о его самозванстве было объявлено в Петербурге, то он никак не смог бы присвоить себе этот чин. Последующие аналогичные объявления в номерах 80 и 81 «Прибавлений» опровергают также рассказ о том, будто Калиостро жил в Петербурге под именем графа Феникса и будто бы он был выслан оттуда внезапно по особому распоряжению императрицы. Между тем он выехал из русской столицы в общем порядке, хотя, быть может, и не без некоторого принуждения.
Судя по времени отъезда Калиостро из Митавы и первой публикации о его отъезде из России, приходим к заключению, что Калиостро прожил в Петербурге около девяти месяцев. В течение этого времени испанский посланник, находившийся в Петербурге, мог затребовать и получить нужные ему сведения о Калиостро. В ту пору известия из Мадрида шли в Петербург около полутора месяцев, как это явствует из печатавшихся в «Санкт-Петербургских ведомостях» политических известий. Но дело в том, что никакого объявления со стороны Нормандеца против Калиостро в русских газетах не встречается.
Не в пользу пребывания Калиостро в Петербурге складывались и другие обстоятельства. Независимо от того, что он как масон не мог встретить благосклонного приема со стороны императрицы, она должна была не слишком доверчиво относиться к нему и как к последователю графа Сен-Жермена, который побывал в Петербурге в 1762 году и которого Екатерина считала шарлатаном.