Калинов мост

Пахнет яблоком и мёдом
По церквам твой кроткий Спас.

Сергей Есенин

Снова еду по России:
запустенье, темь и тишь…
Это даже некрасиво.
Нет, браток, постой! Шалишь!
Не на то настроил лиру!!
Неужели в пекле зла
Русь, кормившая полмира,
в одночасье умерла?
неужели спозаранку
пахарь в поле не идёт?
По над логом кровь подранков,
или птиц, убитых влёт…
Снова, нечисть ополчилась?!
Но не дай себя убить,
православная Россия,
к Богу пламенная нить.
По России год за годом
без подначек, без прикрас
пахнет яблоком и мёдом
на лугах твой кроткий Спас.

МОСКВА

Бескровные улицы жаркой столицы —
как будто от Бога завещано нам
проститься с надеждами, испепелиться
и тихо сходить в обустроенный храм.
Иду я по улицам мёртвой столицы,
несу на Голгофу сколоченный крест,
но мечется сердце в груди, словно птица,
и слышится Благовест утренних звезд.
Окрест ни людей, ни машин и ни звука,
и с городом встреча – один на один!
А Благовест звезд – это боль, это мука.
Москва без людей…
да и я нелюдим.
Единая искра горит между нами —
залог пониманья и вечной любви.
Куда мы приходим?
Вы знаете, сами,
но строить столицу нельзя на крови!
Порвёт бесконечная тяжесть рассудка
мою истончённую с Господом связь,
и вянет в ладони моей незабудка.
Но я не танцую, не плачу, смеясь.
Мы с городом связаны прочною нитью, —
как Пушкин писал, мой собрат по перу.
Иду на Голгофу…
Иду по наитью…
Москва не умрёт! Вот и я не умру.

«Те же кочки да ямы…»

Те же кочки да ямы
на дорогах видны —
вековечная драма
обнищавшей страны.
Снова чьи-то вопросы,
снова мать-перемать!
Боже! Что же ты бросил
нас в дерьме помирать?
Снова я сожалею,
что чего-то не смог,
но иду как умею
в Твой небесный чертог.
Ни к чему разговоры
мне про Божий Завет.
Я надеюсь, что скоро
вновь наступит рассвет.
Где ты бродишь, Мессия
среди сплетен и смут?
Знай:
в заблудшей России
Бога помнят и ждут.

«Воздух потеет…»

Воздух потеет.
На улицах жарко.
Дым пепелища окутал Москву.
Что бы про это придумал Петрарка?
Как бы воспел он пожара канву?
Мне не хватает ни мысли, ни слова,
вымрет природа и вымрет народ.
Только ведь это, поверьте, не ново,
путь наш к концу, а не наоборот.
Красных ворот покрасневшие пятна,
Лермонтов, молча, на город глядит.
Не поворотится вспять, вероятно,
лютое время расстрелов, обид.
Да и к чему нам жидовские склоки?
Но на пути лилипутинских драм
снова поэт восхваляет истоки
самых прекрасных в миру панорам!
Снова взывает и молится Богу!
Только поэт, как обычно, убит.
Вот и подходит Россия к порогу
мраморных чёрных кладбищенских плит.

«Меня позвали как-то раз…»