Калигула

Спустя два дня после смерти Тиберия, 18 марта, новость дошла до Рима и вызвала всеобщее ликование. Одни радовались, другие кричали: «Тиберия в Тибр» (Tiberius in Tiberum), привлеченные игрой слов. В это время произошел случай, еще больше усиливший ненависть народа к покойному принцепсу, даже после смерти творившему жестокость. В Риме в соответствии с решением сената казнь осужденных осуществлялась на десятый день. Для нескольких осужденных день казни совпал с известием о смерти Тиберия. Они могли надеяться на помилование или хотя бы на отсрочку, однако тюремная стража, не дожидаясь прибытия Гая, задушила их. Это вызвало новый взрыв ярости у народа, который воспринял случившееся как продолжение политики насилия, проводимой Тиберием.

В это время собрался сенат. Консулы зачитали сообщение из Кампании, доставленное префектом претория Макроном, содержащее официальное известие о смерти первого из граждан. Чтобы избежать вакуума власти, право руководства военными силами и управление некоторыми провинциями (imperium proconsulare maius) было передано Гаю сенатом единогласно в его отсутствие, что психологически придавало еще больший вес решению.

Во время этого заседания сенат не принял во внимание пункт в завещании Тиберия, который делал Гемелла сонаследником Гая. Огромное богатство покойного принцепса, которое являлось главным средством управления, так и перешло неразделенным в распоряжение нового императора. Тиберий после смерти Августа вынужден был разделить богатство своего отчима со своей матерью Ливией, что ограничивало его свободу действия. Он вынужден был принимать Германика как совладельца. Для Калигулы сенат убрал эти ограничения, учитывая, что Гемелл был малолетним, и передал максимум власти его двоюродному брату — Калигуле.

В Мизенах, когда стало известно общественное мнение Рима и его негативное отношение к памяти Тиберия, произошла общественная манифестация: когда траурный кортеж вышел к Риму, многие зрители кричали, что надо было сжечь тело в маленьком городе Ацелла, но солдаты сумели поддержать порядок. Калигула в траурной одежде сопровождал тело своего деда, и когда народ его увидел, то траурное шествие превратилось в триумфальный кортеж. Вдоль дороги собрались толпы народа, его приветствовали и нежно называли «наш маленький», «наш малыш», даже «наша звезда». Были сооружены алтари, где в знак благодарности богам приносили жертвоприношения. 28 марта траурный кортеж дошел до Рима, и принцепс в сопровождении радостной толпы направился в зал заседаний сената. Таким образом, принятое за десять дней до этого (18 марта) решение о предоставлении властных полномочий Калигуле оказалось соответствующим чаяниям народа, всадников и сената. Однако Калигула отказался от титула «Отца Отечества», присвоенного ему сенатом, поскольку считал, что его следует сначала заслужить.

Наконец римляне смогли познакомиться с новым принцепсом и подробно его рассмотреть. Калигула был высоким, где-то 1,80 м ростом. Нашли, что у него длинные, худые и кривые ноги, тонкая шея. Его глубоко посаженные глаза были очень подвижными. Впалые виски подчеркивали его большой и ровный лоб, который контрастировал с нижней частью лица. У него были волнистые волосы, которые уже начинали выпадать, и плешь на темени. Его светлая кожа, подвижность взгляда, легкость и пылкость его речи внушали уважение. Надеялись, что, приступив к исполнению возложенных на него обязанностей, он покажет все свои способности.

Энтузиазм, который сопровождал его приход к власти в Риме, вскоре распространился по всей империи. Быстро и без инцидентов легионы принесли присягу верности, то же сделали граждане Рима и перегрины.

Обнаружены свидетельства о таких присягах не только в Италии — в Сестинуме и Умбрии (CIL, XI 5998 а), но также и в других концах Средиземноморья. В Лузитании (нынешняя Португалия) бронзовые дощечки содержат такие надписи:

«Клятва гражданина Ариции Гая Умидия Квадрата, действующего легата наместника императора Гая Цезаря Германика:

В душе с решительностью клянусь быть врагом тех, кто будет признан врагом Гая Цезаря Германика. Если кто-либо поставит или уже поставил под угрозу его жизнь, то я никогда не перестану его преследовать с оружием в руках в смертельной войне на суше и на море до тех пор, пока он не будет наказан. Мои дети не будут мне столь дороги, чем его благо. Тех, у кого возникнут в его адрес плохие мысли, буду считать своими врагами. Если же я не сдержу свое слово, пусть великий Юпитер и пусть божественный Август и все бессмертные боги отнимут у меня и моих детей наше отечество, наше благо и все наше богатство. На пятый день майских ид, в арицийском городе Веции, во время консулата Гнея Ацеррония Прокула и Гая Петрония Понтия Нигрина», т.е. 11 мая 37 года, как только новость о выдвижении Гая римским сенатом дошла сюда (Dessau, ILS, 190), (CIL II, 172). Документ, известный в редакции XVII века, погиб во время землетрясения в 1755 году в Лиссабоне.