Что же мешало Сеяну стать законным преемником принцепса? Прежде всего, низкое происхождение, а также слишком быстрая служебная карьера без последовательной смены магистратур: он сразу стал претором, а затем и консулом. Не в его пользу играло и то обстоятельство, что он никогда не был командующим на полях сражений и, соответственно, не добивался побед над варварами и не праздновал триумфа. Всадник не мог исполнять также и жреческие обязанности, и потому он не находился под покровительством богов. В целом аристократическая система принимала его, но большинство сенаторов рассматривали Сеяна как чужака; большинство молча его ненавидели, кое-кто даже говорил об этом открыто. Несмотря на огромную власть, Сеян все же был далек от того, чтобы контролировать весь государственный аппарат, поскольку большинство наместников провинций, как и префект Египта, подчинялись непосредственно Тиберию. В самом Риме городские когорты и стража подчинялись префекту города. Наконец, у простого народа Сеян был непопулярен, поскольку ему по праву приписывали гонения на семью Германика. Сеян во многом был своеобразным политическим орудием в руках Тиберия и властвовал, опираясь на страх, но в отличие от Тиберия, он не имел прав на эту власть.
Против него была императорская семья, за исключением дома Друза II, в который он официально вошел, а также большинство сенаторов и народа; однако он обладал исключительным доверием, которое Тиберий проявлял к «своему Сеяну», впрочем, подозрительный характер стареющего принцепса был хорошо известен, так что доверие это не стоит преувеличивать. Оставив принцепса и вернувшись в Рим для исполнения консульских обязанностей, Сеян оказался лицом к лицу с семьей Тиберия, где находился и молодой Калигула, будущая жертва префекта претория. Юноша, судя по всему, пользовался доверием своего деда, поскольку источники не говорят о каких-либо противоречиях между ним и Тиберием.
В это время в Риме появилось немало анонимных пасквилей против Сеяна; впрочем, то было обычное явление, поскольку ругательства и вышучивание властей в условиях всеобщего страха были как бы последним прибежищем общественного мнения, и Тиберий, и Сеян черпали в этих «сплетнях» материал для обвинения в оскорблении величия, однако подобное оружие могло быть применено и против Сеяна. Общественное мнение сразу же подмечало признаки немилости со стороны богов (инциденты в ходе жертвоприношений; статуя Фортуны, повернувшаяся спиной к префекту преторианцев и др.) или со стороны Тиберия (отсутствие в письме привычных уважительных слов; просьба к Сеяну оставаться в Риме и не выезжать к нему и др.). Есть некоторые свидетельства, что Сеян в течение лета 31 года чувствовал себя не очень уютно на заседаниях сената, когда его окружали нобили самых высших званий, перед которыми Сеяну приходилось заискивать. Находясь вдали от Тиберия, источника его власти, Сеян чувствовал себя одиноко и не очень уверенно.