Калигула

— Очень просто! — восторженно воскликнул Херея. — Сенат, оба консула, преторы — все республиканские должности сохранены. Зачем нам принцепс? Сенат и консулы примут государственную власть, как когда-то. Консулов избирают на год, за это время ни один не успеет стать тираном.

— Звучит заманчиво, но я не уверен, что все преторианцы согласятся с этим. Центурионы получают большое жалованье и имеют привилегии. С республикой этому придет конец. Преторианцы окажутся вообще никому не нужны, ведь личную охрану впервые ввел Август именно для защиты принцепса. Мы останемся не у дел.

— Сенат что-нибудь придумает! Например, можно будет распустить вспомогательные легионы и заменить их преторианцами. Кроме того, часть их пригодится для поддержания порядка в Риме. Нет, Сабин, тут решение найти несложно.

— Хорошо. И как мы будем действовать?

— Договоримся с Клеменсом о встрече, куда должны будут прийти Каллист, Азиатик, Виниций и другие. Обсудим все вместе.

С тех пор как Калигула исчез из Рима, заговорщики встречались без опаски. В городе дышалось легче и свободнее, как будто он догадывался, что его ждут перемены. Ярые сторонники Калигулы среди сенаторов теперь притихли. Самым тихим стал недавно назначенный консулом Помпоний Секунд, который во время каждой трапезы во дворце между переменой блюд опускался к ногам императора и целовал его сандалии. В конце концов Помпиний сказался больным и больше не появлялся в общественных местах.

Для подробного обсуждения дальнейших действий главные заговорщики собрались в малом торжественном зале претория. Входы и выходы охраняли надежные люди.

Здесь были тридцать мужчин, среди них сенаторы Виниций и Азиатик, секретарь Калигулы Каллист, префект Клеменс, а также трибуны Херея и Сабин.

От участия Клавдия Цезаря отказались, чтобы не привлекать внимания.

Собрание открыл Азиатик. Он считал себя искусным оратором и старался воспользоваться любой возможностью, чтобы доказать это другим.

— Месть сладка, — начал свое выступление сенатор. — Так сказал один наш поэт, но я не могу с ним согласиться. Месть, может быть, и хороша, и оправданна, но мы собрались здесь потому, что считаем жизнь бесценным даром и не готовы пожертвовать ею ради удовольствия сума-с-шедшего тирана. Поэтому наше намерение я хочу назвать не местью, а необходимостью во благо всех и не в последнюю очередь для сохранения достоинства Рима. Да, друзья мои, Рим вот-вот потеряет к себе уважение под властью императора, сожалеющего, что его народ имеет не одно-единственное горло, которое он мог бы перерезать себе на радость. Что ж, у Калигулы только одно горло и одно сердце, и достаточно одного удара, чтобы нас всех от него освободить.

Мы нанесем этот удар во время учрежденных в честь нашего великого Августа Палатинских игр. Все присутствующие здесь принимают в них участие. Нашей задачей будет отвлечь охрану императора, когда Калигула направится из театра во дворец или из дворца в театр. Клеменс назначит в личную охрану нашего друга, трибуна Кассия Херею, и он — по своему личному желанию — нанесет первый удар.

Сабин воскликнул:

— Тогда за мной второй удар — у меня на это есть причины. Кроме того, мы с Хереей друзья, и я хочу его поддержать.

— Почему бы нет! — согласился Азиатик. — Чем больше ударов получит Калигула, тем лучше.

Слова попросил Каллист.

— Никто не знает, вернется ли император к Палатинским играм. Он, должно быть, отправился с Пираллией на юг, предположительно, на Сицилию.

— Тогда придется собраться еще раз и снова принять решение. Как только Калигула вернется в Рим, он в наших руках. Если же он, по примеру своего деда Тиберия, переедет жить на Капри, подобраться к нему будет сложно. Но это маловероятно. В любом случае мы узнаем о его планах заранее и примем меры.

Каллист повернулся к трибунам:

— Вам обоим я обещаю, что Рим будет славить вас как героев.

Сабин поднял руку:

— Я тоже хочу напомнить слова поэта: «Не хвали день до наступления вечера» и поэтому прошу — конечно, и от имени моего друга Хереи — о героях пока ничего не говорить. Не будем гневить Фортуну.

Когда Клеменс остался с Каллистом наедине, он сказал:

— У Корнелия Сабина светлая голова, и он не теряет чувства реальности среди восторгов. Херея же слишком много говорит о республике. Что ж, посмотрим. Да, вот еще что. Не надо забывать о сестрах императора. Хорошо, что сенат тогда единогласно внес решение…

Каллист улыбнулся:

— Нас никто ни в чем не сможет упрекнуть…

— Так и должно быть, — кивнул Клеменс. — Какие тут могут быть упреки?

Вилла Евне на Капри после смерти Тиберия сама стала жертвой. Калигуле, Пираллии и преторианцам не удалось ее вновь оживить.

Император взял Пираллию за руку и повел через аркады, длинные переходы и атрии, показывая украшенные фресками жилые помещения, термы, скрытые в скалах комнатки, потайные лестницы и выходы.