Рим покидать он не хотел и поступил как нельзя более разумно, обратившись к Каллисту. Секретарь императора незамедлительно принял Помпея, поскольку таким богачам не пристало ждать долго. Он открыто изложил свое дело.
— Но ведь это совсем просто! — воскликнул Каллист. — Тебе не надо думать о семье; император, конечно, знает об этом. Я устрою тебе аудиенцию, и ты скажешь Калигуле, что почтешь за счастье завещать свое состояние ему. Подбери соответствующие благодарственные слова; упомяни обязанности истинного римлянина по отношению к принцепсу, подчеркни, что это твоя свободная воля. Ты можешь также вскользь пожаловаться на слабое здоровье и то, что врачи тебе дорого стоят. Ведь это действительно так? Кроме того, я бы уже сейчас сделал ему маленький подарок, скажем, миллион сестерциев…
— Для меня это немного, — сказал Помпей. — И ты думаешь, что тогда император оставит меня в покое? Я имею в виду до того момента, как… как придет мое время?
Каллист улыбнулся:
— За кого ты принимаешь нашего принцепса? За вымогателя или даже за убийцу?
Помпей побледнел.
— Нет, во имя всех богов, конечно нет! Я это так сказал, не подумал…
— Да я ничего и не слышал.
Император пригласил Помпея на обед. Он находился в прекрасном расположении духа, смеялся, шутил и несколько раз справился о здоровье гостя.
— Для шестидесятилетнего ты выглядишь очень бодрым. Не собираешься жениться еще раз?
— Нет, император. Я живу теперь лишь воспоминаниями и хотел бы провести последние годы в уединении, изучая исторические труды. Да и здоровье мое оставляет желать лучшего. Я уж и не знаю, сколько еще времени боги отпустили мне.
Калигула узнал от Каллиста о размерах состояния своего гостя. Оно насчитывало триста миллионов сестерциев, и пока Помпей был жив, эти миллионы принадлежали ему. О старике грустить некому, рассуждал император, завещание составлено… К чему тогда ждать?
Калигула громко рассмеялся, и Помпей испуганно поднял на него глаза.
— Что тебя так развеселило, император?
— Мысль о том, что я в любой момент могу отрубить тебе голову. Надо только кликнуть преторианцев, и — опс!
Калигула провел указательным пальцем по своей тонкой шее. Помпей замер в ужасе, а император продолжил:
— Конечно, я этого не сделаю. Зачем? Человек, который все свое состояние завещал императору, заслуживает всяческого уважения. К тому же ты сказал, что не совсем здоров. Больные достойны сочувствия, не так ли? Выпьем еще вина, а потом ты должен меня извинить.
Помпей облегченно вздохнул. Это была не очень удачная шутка, вот и все.
Император сам налил гостю вина.
— Этому фалернскому десять лет! Выпьем за Рим, наших богов и твое здоровье!
Помпею вино не понравилось: у него был какой-то странный привкус. Он, во всяком случае, пил и получше. Вдруг желудок охватило огнем, у старика вырвался глухой стон, кубок выпал из рук, и откуда-то издалека до него донесся голос императора.
— Что случилось, Помпей? Вино не пошло тебе на пользу?
Последние слова он уже не расслышал — рухнул на пол, извиваясь всем телом, захрипел и скоро притих.
Калигула позвал охрану:
— Уберите! Кажется, он подавился. Пусть о нем позаботятся врачи.
На следующее утро в Риме стало известно, что Секстий Помпей подавился костью и умер.
Эмилий Лепид внимательно следил за ходом событий. Он продолжал вести тайную переписку с Лентулием Гетуликом, которому обо всем рассказывал. Легат должен был чувствовать возрастающую с каждым днем опасность попасть в смертельный водоворот. Гетулику пришлось принять в легион нескольких трибунов, назначенных лично Калигулой, и опасения его оправдались: император прислал шпионов. Легат вел себя как ни в чем не бывало, но в голове его сложился определенный план. Он хотел заманить императора на Рейн, например, под предлогом возможного бунта германских племен, который необходимо предотвратить. Положение при этом нельзя было изображать слишком опасным, чтобы ненароком не отпугнуть Калигулу, но обязательно указать на то, что император — сын любимого здесь всеми Германика — сможет снискать себе славу полководца.
Опасная переписка между обоими заговорщиками велась через надежного человека, и письма Лепид сразу уничтожал, прочитав их вслух Агриппине.
Агриппина играла с маленьким Нероном, когда вошел Лепид. Прелестный малыш делал свои первые шаги.
Лепид улыбнулся:
— У меня к тебе дело. Гетулик прислал письмо.
Агриппина приложила палец к губам, бросив взгляд на служанку. Она передала мальчика рабыне и велела ей уйти.
— Мы должны избегать любого риска. Возможно, ее спросят, как часто она слышала имя Гетулика в моем доме, кто знает?
— Ты права, любимая, нужно быть осторожными. Я прочитаю тебе только самое важное. Кстати, он никогда не называет Калигулу по имени, только «он» или «ему». Итак, слушай: