Калейдоскоп

— Мы с тобой чокнутые. Беседуем о хоровых и драматических кружках, хотя не знаем, будем ли живы через неделю.

Сэм посмеивался, но его душили слезы. Реальность была ужасна, но она по крайней мере существовала, ее можно было попробовать на ощупь — даже обонять. Весь год ему приходилось вдыхать только тошнотворный запах смерти.

Вот что выпало им на долю, пока генералы разрабатывали планы взятия Рима! Кому он нужен, этот чертов Рим? Во имя чего они отдают жизни? Ради свободы Бостона, Нью-Йорка или Сан-Франциско? Они и так свободны. Люди ездят на работу, танцуют и ходят в кино. Что они знают о войне? Ровным счетом ничего.

Сэм поднял глаза на русоволосого парня рядом с собой и покачал головой. В его глазах застыла недетская грусть и преждевременная умудренность. Смех испарился, словно и не бывало. Ему безумно захотелось домой… куда угодно. Даже к сестре, которая после его отъезда из Бостона так ни разу и не написала. Сам-то он дважды писал, а теперь решил: не стоит. Одна мысль об Эйлин нагоняла тоску. Все они только мучили его: и сестра, и мать, и флегматичный, неразговорчивый отец. Он страдал от одиночества. И теперь точно так же одинок, торчит в окопе рядом с хористом из Принстона… и начинает проникаться к нему симпатией.

— Где именно ты учился? — Паттерсон упорно цеплялся за прошлое, словно воспоминания могли вернуть им прежнюю жизнь.

Ничего подобного! Вот оно, неприглядное настоящее: вонючая жижа под ногами и леденящий дождь.

Сэм покосился на Паттерсона, жалея, что у него нет еще одной сигареты — настоящей, а не обслюнявленного окурка. В Гарварде он мог позволить себе любые сигареты на выбор — даже «Лаки страйк». Эта мысль чуть не довела его до слез. Он ответил:

— В Гарварде.

— И ты еще хотел стать актером?

Сэм пожал плечами.

— Я специализировался в английской литературе. Возможно, и стал бы преподавать в школе, вести драмкружок…

— Тоже неплохо. У нас в Сент-Поле был свой драмкружок.

Дичайший разговор! Словно из какой-то другой жизни. Принстон, Сент-Пол… Что только они делают здесь, в Италии? Особенно те, что полегли?

В Сэме проснулся интерес к рождественскому ангелу — своему нечаянному собеседнику. До войны у них было мало общего, зато теперь многое объединяло.

— Ты женат?

— Нет. Был слишком занят своей карьерой. Перед призывом успел поработать в одной юридической фирме.

Артуру Паттерсону исполнилось двадцать семь лет. У него были серьезные, даже печальные глаза, а у Сэма — скорее озорные. Сэм был брюнетом среднего роста, широкоплечим и энергичным — в этом сдержанный, осмотрительный Артур сильно уступал ему. Впрочем, может быть, дело в том, что Сэм моложе?

— У меня в Бостоне осталась сестра. Если ее не кокнул очередной хахаль.

Обоим захотелось рассказать о себе, словно другого шанса уже не будет. Чтобы потом хоть кто-то вспомнил…

— Мы не очень-то ладили друг с другом, — признался Сэм. — Перед отъездом я заходил проститься, а она мне даже ни разу не написала. У тебя кто-нибудь есть — братья, сестры?

— Нет, я — единственный ребенок. Отец умер, когда я учился в школе. Мать так и не вышла потом замуж. Судя по письмам, ей там здорово одиноко.

— Еще бы!

Сэм попытался представить себе мать Артура — высокую, худощавую женщину с некогда белокурыми, а теперь поседевшими волосами — возможно, уроженку Новой Англии.

— А мои предки погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать. — Он не стал уточнять, что это было небольшой утратой. Сейчас такие вещи трудно понять.

— Не знаешь, куда нас отправят дальше? Вчера я краем уха слышал, говорили о Кассино. Это за горами. Веселенькая дорога!

Теперь они будут страдать не от дождя, а от снега. Что еще уготовили им генералы?

— Сержант вроде упоминал об Анцио — на побережье.

— Замечательно! — Сэм язвительно усмехнулся. — Может, искупаемся.

Артур Паттерсон расплылся в улыбке. Ему нравился этот насмешливый парень из Бостона. За рожденной войной горечью угадывались доброе сердце и острый ум. Главное, есть с кем поговорить. Артур тяжело переносил войну. В детстве его баловали; чрезмерно опекали в юности, особенно после смерти отца; он знал материнскую ласку, рос в благополучной семье, пользуясь всеми благами цивилизации. Война явилась для него крушением. Раньше ведь он никогда не испытывал неудобств, не знал опасностей, ему не приходилось бояться. Теперь всего этого было в достатке. Ироническая насмешливость Сэма восхитила его.

Сэм достал свой НЗ — рождественский паек — и с кривой улыбкой развернул. Конфеты он уже раздал местным ребятишкам.

— Хочешь рождественскую индейку с каштанами? — Сэм дружеским жестом протянул Артуру банку консервов.

У того потеплело на душе. Похоже, Сэм обладает мужеством, которого не хватает ему самому. Артур только о том и думал, чтобы выжить, вернуться домой, в свою теплую постель, к чистым простыням и белокурым длинноногим женщинам.

— Спасибо, я сыт.

— М-м-м, — протянул Сэм, сделав вид, будто жует фазана, запивая добрым вином. — Какова кухня, а? Кто бы мог подумать, что в Италии так вкусно готовят!

— В чем дело, Уолкер?