Калейдоскоп

Он вновь почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой. Память услужливо выхватывала из глубин прошлого коробившие его подробности. Он пытался, но так и не смог припомнить хоть что-нибудь хорошее из их совместной жизни. Они с Эйлин принадлежали к разным мирам — словно родились на разных планетах. Когда-то сестра изводила его небылицами о том, что он якобы приемыш. Сэм чуть было не поверил, но однажды мать задала Эйлин хорошую порку и торжественно поклялась, что это гнусная ложь. Лгать для Эйлин было так же естественно, как дышать. Она вечно сваливала на брата свои провинности, и отец всякий раз попадался на удочку. Сэм чувствовал себя чужим, бесконечно далеким от угрюмого верзилы отца, ходившего на рыболовном судне, и от матери, которая любила заложить за воротник, и, конечно, от Эйлин: для этой не существовало ничего, кроме гулянок. Ночами он часто лежал, уставившись в потолок, и пытался представить себе, что значит настоящая семья. Горячая пища на столе… чистые простыни… у всех отличное настроение… Он не мог припомнить, чтобы его родители весело, от души, смеялись или держались за руки. В душе Сэм презирал их за серую, безрадостную жизнь и за то, что они и детей обрекли на такое же прозябание. А они ненавидели его за хорошие отметки, блестящие способности, главные роли в школьных спектаклях, мечты о другой жизни и других людях. Однажды Сэм поделился с отцом своими планами — учиться в Гарварде. Тот посмотрел на него как на инопланетянина. И вот наконец сбылась давняя мечта: Сэм поступил в университет. О, этот великий первый день!.. А через три месяца все было кончено.

Дождь нещадно хлестал окоченевшие руки. За спиной послышался чей-то голос:

— Дать огонька?

Сэм оглянулся на высокого русоволосого юношу с голубыми глазами и бегущими по щекам струйками дождя; оба они как будто плакали.

— Спасибо. — Сэм улыбнулся, и на мгновение в его глазах зажглись веселые огоньки, как некогда в университете, когда он мечтал блистать в студенческом драмкружке. — Хорошенькое Рождество, не правда ли?

Подошедший вернул ему улыбку. Должно быть, он был постарше Сэма, и Сэм выглядел старше своего возраста. После участия в боевых действиях в Северной Африке и в итальянской кампании все они чувствовали себя постаревшими.

— Артур Паттерсон, — представился русоволосый.

— Очаровательная страна, — продолжал подшучивать Сэм. — Всю жизнь мечтал здесь побывать. Поистине незабываемое путешествие. — Он насмешливо огляделся, словно выискивая полуголых красоток, загорающих на бесконечных залитых солнцем пляжах.

— Ты давно здесь?

— Тыщу лет. Прошлое Рождество справлял в Северной Африке. Сногсшибательный курорт. Нам прислал приглашение Роммель.

Сэм с благодарным выражением лица зажег свой окурок и пару раз затянулся, прежде чем обжечь пальцы. Он охотно поделился бы с новым товарищем, но дождь и ветер раньше времени вырвали у него из рук этот остаток былой роскоши. Он виновато улыбнулся.

— Извини. Меня зовут Сэм Уолкер.

— Откуда ты?

Сэм хотел ответить: «Из Гарварда», но здесь это звучало бы нелепо.

— Из Бостона.

— А я из Нью-Йорка.

Как будто это имело значение! Все утратило смысл, эти названия больше не существовали. Реальными были Палермо, Сицилия, Салерно, Неаполь и Рим — вожделенная цель. Только бы дожить до его освобождения.

Рослый блондин поежился.

— Я работал юристом… до этой заварушки.

Прежде это произвело бы на Сэма впечатление, но теперь все на свете было неважно.

— А я мечтал стать актером.

До сих пор он мало с кем делился своей мечтой — только с немногочисленными друзьями, и то они смеялись над ним, а преподаватели советовали заняться чем-то более существенным. Никто не представлял, как много это значило для него и что он почувствовал, когда впервые вышел на подмостки. Свершилось чудо перевоплощения в другого человека. Никому не дано было это понять, даже в Гарварде, где учились будущие доктора, юристы, бизнесмены, главы корпораций и фондов, послы…

Сэм усмехнулся про себя. Вот и он стал послом, только с винтовкой в руках и прикрепленным к ней штыком — за минувший год он не раз проделывал это. Интересно, сколько человек убил Паттерсон и как он после этого себя чувствует? Впрочем, здесь не принято задавать подобные вопросы. Все держали свои переживания при себе, так же, как и воспоминания об искаженных смертной мукой лицах с выкатившимися из орбит глазами в тот момент, когда победитель в рукопашной схватке выдергивал штык и вытирал о траву. Сэм постаревшими глазами посмотрел на Артура Паттерсона и позволил себе еще одну праздную мысль: доживут ли они до следующего Рождества?

— Почему ты хотел стать актером?

— Ах, это… — Сэму стало не по себе от серьезного взгляда Паттерсона. Они сидели в окопе, используя вместо стульев валуны. — Господи, я не знаю. Это так интересно!..

Но, конечно же, дело не в этом, а в том, что на сцене он обретал цельность характера, становился сильным, уверенным в себе… Смешно толковать об этом в канун Рождества, сидя в вонючем окопе!

— А я пел в хоре в Принстоне.

Ну, разве не идиотский разговор? Сэм Уолкер расхохотался.