Калейдоскоп

Соланж становилась все доверчивее, все полнее открывала перед Сэмом душу. Однако через две недели пришел приказ. Их переводят на Германский фронт, война еще не окончена, хотя конец ее близок. Никто не сомневался, что теперь, после освобождения почти всей Европы, Германия быстро падет — возможно, к Рождеству. Так Сэм обещал своей любимой, лаская ее прекрасное тело. У Соланж были атласная кожа и густые волосы, вспыхивающие у нее на плечах и груди, точно бенгальские огни.

— Я люблю тебя, Соланж! Господи, как я тебя люблю!

Он еще не встречал подобной девушки. Во всяком случае в Бостоне — вообще нигде!

— Война окончится — выйдешь за меня замуж?

Ее глаза наполнились слезами, и она не смогла их удержать: крупные капли медленно покатились по щекам. Сэм требовал ответа, но Соланж словно знала что-то такое, что было неведомо ему самому.

— Что с тобой, родная?

Из-за волнения ей и так было трудно говорить, а тем более — по-английски.

— В мирной жизни… все по-другому, Сэм.

Он обожал слушать, как она произносит его имя. И как дышит, и как смеется… и дивный аромат ее тела… Он страстно любил ее всю, чувствовал себя рядом с ней как на седьмом небе. Никогда прежде он не испытывал таких ярких и сильных эмоций.

— Ты едешь 'Арвард… снова… Ты забудешь Париж… — На самом деле она имела в виду «забудешь меня», и он изумленно воззрился на нее.

— Ты действительно считаешь, что я могу все это забыть? По-твоему, это всего лишь интрижка, приключение солдата? Черт побери, я же люблю тебя! — и он грубо набросился на нее; ласки приобрели оттенок мести. — Я люблю тебя! Понимаешь! Все остальное неважно. Когда окончится война, я заберу тебя с собой в Америку. Поедешь?

Соланж нерешительно кивнула, все еще не в силах поверить, что он будет нуждаться в ней и после войны… Если останется в живых. Эта мысль повергла ее в еще большее отчаяние. Война отняла у Соланж всех близких, а теперь, может быть, ей суждено потерять и Сэма. Как страшно любить его! Но что она может поделать? Любовь оказалась сильнее их обоих.

У Сэма было такое чувство, словно его душу разлучают с телом. В день отъезда Соланж пришла проводить его; обоих душили слезы. Он с огромным трудом выпустил ее из объятий. Артур никогда не видел Сэма таким.

Как только ему хватило выдержки ни разу не оглянуться — иначе он мог бы дезертировать! Соланж, застывшая на месте, в то время как его уводят… Душераздирающее зрелище! Ее рыдания долго стояли у Сэма в ушах.

В Арденнах Сэм дрался со свирепым отчаянием и жестокостью, сознавая, что так он приближает свою встречу с Соланж. Однако к концу сентября он начал терять надежду. Не на встречу с Соланж, а на то, что это произойдет к Рождеству. Немецкие войска выдохлись не так сильно, как думали многие, и сражались, как львы. Лишь к концу октября пал Аахем. Это вселило в Сэма и его товарищей некоторый оптимизм. С Арнемом им меньше повезло. Наступила зима. Колючие ветры и пронизывающий насквозь холод напомнили ребятам прошлую зиму в горах Италии.

С октября по декабрь, помимо противника, им приходилось воевать и с лютой стужей, и со снегопадами — и все без толку. Гитлер прислал на подмогу своим десять танковых бригад; казалось, им не будет конца.

— Нет, как тебе это нравится?! — воскликнул Сэм. Они с Артуром снова сидели в окопе — с заледеневшими руками и онемевшими от холода ступнями; щеки щипал мороз. Артур впервые видел друга впавшим в хандру. В последнее время Сэм только и говорил что о Рождестве, которое он собирался провести вместе с Соланж. Но обоим уже стало ясно, что этому не бывать.

Шестнадцатого декабря началось контрнаступление в Арденнах. Целую неделю немецкие войска успешно отражали атаки союзников. И только двадцать третьего, когда очистились небеса, союзники начали теснить их назад, однако исход битвы далеко еще не был предрешен. На всех угнетающе действовала весть о том, что семнадцатого декабря при Мальмеди фашисты уничтожили девяносто военнопленных — зверский акт, поправший само представление о воинском благородстве, если, конечно, таковое существует.

И снова в канун Рождества Артур с Сэмом торчали в заснеженном окопе, пытаясь согреться и делясь скудными припасами.

— Знаешь, Паттерсон… Кажется, в прошлом году индейка была вкуснее. Может, наймем другого повара? — Несмотря на обычные шутки, в глазах Сэма проглядывала крайняя усталость; он неделю не брился. Казалось, с тех пор, как они оставили Париж, он стал на добрый десяток лет старше: слишком многое было теперь поставлено на карту.

Их сержант погиб при переходе через Арденны; Сэм вдруг почувствовал, что скучает по нему… и по Соланж… даже по Эйлин, которая осталась в Бостоне и ни разу не написала.

— Интересно, что она сейчас делает? — бормотал Сэм, имея в виду Соланж. Если бы Артур не продрог до костей, он бы посмеялся над влюбленным другом.

— Думает о тебе, везунчик ты этакий! — Артур тоже не забыл редкую красоту Соланж и не переставал сожалеть, что не проявил такую же настойчивость, как Сэм. Все-таки он лучше знал французский… А, глупости все это! Она теперь девушка Сэма.