Какого цвета ночь?

Катализатор отчего-то отказывался действовать. Реакция двух веществ в лице пациента и врача не развивалась, как было запланировано, исходя из действия «схемы» и сильных эмоциональных воздействий в лице матери. То ли ошибка в расчетах, то ли некие неизвестные до сих пор свойства исследуемых веществ оказали свое пагубное влияние на этот процесс. Но было совершенно ясно: того, на что рассчитывал Трахиров, так называемого катарсиса, не произойдет.

Трахиров понял, что этот раунд борьбы он проиграл. А был ли тогда смысл играть все остальные?

— Ладно уж, иди, — снисходительно произнесла нянечка, отпирая четвертую палату. — Мать твоя очень уж просила… Только смотри без глупостей, а не то санитаров позову! Трахиров сейчас у главного, совещание у них какое-то… Десять минут у вас.

Слегка покачиваясь после недавнего расслабляющего укола, Иван вышел в коридор и направился вдоль палат в холл, где тускло светилось недреманное око телевизора.

— Ванечка! — Мать обрадованно всплеснула руками.

Подошла, обняла его за плечи, провела рукой по шершавой щеке.

— Я уже уезжаю, вот еле упросила выпустить тебя на несколько минут, попрощаться.

— Что уж, почирикайте, — снисходительно молвила нянечка. — Вреда-то небось нет, раз вчера уже виделись. Значит, сам врач разрешил…

Махнув рукой, она, по-утиному переваливаясь на коротеньких толстеньких ножках, заспешила по своим неотложным делам.

— Ванечка…

Он увидел близко от себя родные прозрачные глаза в ореоле легких, точно карандашные штрихи, морщин и зажмурился. Зажмурился, чтобы не заплакать.

Ласковая твердая рука гладила его голову, нагибала ее к себе, требовательно тянула вниз, лаская. Его лицо прижалось к коленям матери, и из глаз быстро-быстро покатились жидкие горячие капли, оставляя на щеках блестящие полоски влаги.

— Мама, спаси меня, — еле слышно прошептал он. — Мне здесь плохо, так плохо…

— Что нужно сделать, сыночек? — прошептала мать, бессильно кусая свои обесцвеченные временем губы. — Скажи, я все для тебя сделаю… Все-все… Все, что ни попросишь!

И он знал, что для него она сделает все, что бы он ни попросил. Абсолютно все! И он на это рассчитывал…

После короткого дневного моциона я сидела в своей комнате и размышляла над тем, что еще только четыре часа, то есть ровно двадцать два часа с момента моего вступления в новую должность, а я еще не наладила контакт со своей подопечной, ничего толком не выяснила, ни с кем не подружилась. Если исключить того любопытного милиционера в кафе, я вообще сижу здесь в своей комнате как кура на насесте. Пойти, что ли, от безысходности в тренажерный зал, покидать гири?

В уме я стала прикидывать хитроумные комбинации, каким образом можно втереться в доверие к моей «подруге». Попросить Стасика, чтобы он нас запер в одной комнате на пару дней, и тогда проблемы общения будут улажены? Отправиться с ней в туристический поход по предгорьям Кавказа?

И вдруг дверь без стука растворилась, и на пороге застыла нерешительная темная фигура. Это была Маша.

— Слушай, ты меня, кажется, искала, — спросила она, мучительно нахмурив лоб.

— Что-то вроде того, — ответила я. — Только это было еще утром.

— А зачем?

— Просто захотела познакомиться. Как-никак, в соседних комнатах обитаем. Проходи, садись! — пригласила я. Этот был тот великолепный шанс наладить отношения. Шанс, о котором я мечтала.

Маша несмело двинулась вперед, как будто была гостьей в собственном доме.

— Вообще-то утром я была немного не в себе, — колеблясь, начала она. — У меня дико болела голова, и я выпила таблетку снотворного…

— Ну и как, помогло?

— Не очень, — призналась Маша. — Слушай, ты отцу не говори, ладно, а? А то еще будет на ушах стоять, к врачам меня потащит… Он так трясется из-за моего здоровья!

— Ладно. — Я позволила себя уговорить. — Не буду… Слушай, а тут всегда такая скука смертная?

— Скука? — Маша нахмурилась, и ее высокий желтоватый лоб прорезала вертикальная морщинка. — Да, наверное… Я привыкла, не замечаю.

— А чем ты занимаешься?

— В смысле? — Мой вопрос, казалось, привел Машу в недоумение.

— Ну, в смысле, вообще чем занимаешься? Твой отец говорил, что ты вроде закончила институт…

— Да, вообще-то да… Ну так, лежу в своей комнате, иногда слушаю диски, иногда… — Маша запнулась.

Любой, самый невинный вопрос, казалось, приводил ее в замешательство.

— Давай вечером пойдем на дискотеку, — неожиданно даже для себя предложила я. — Мне сказали, здесь можно даже повеселиться.

— Ты что, меня не отпустят без охраны, а с охраной я сама не пойду.

— Зачем нам охрана? — Я сделала вид, что не понимаю. — Ты же будешь со мной. Со мной можно!

— Нет. — Маша отрицательно качнула головой, и длинные волосы упали ей на лицо. — Ты не понимаешь, меня никуда одну не пускают. Боятся.

— Чего?

Маша презрительно дернула узким плечиком и не ответила.

— А с братом отпускают?

— С ним я сама не пойду. Меня тошнит от него. У него на уме одни юбки. И машины. И деньги.

— И ты все время ходишь с этими бугаями? — спросила я.

— Да, — Маша махнула рукой, — все время. Приходится. Делаю вид, что их не замечаю. Даже привыкла, как будто к собственной тени.