Какого года любовь

По времени это было рассчитано идеально, потому что именно тогда внутри Вай что‐то начало размножаться. Как будто гелий закачивали ей под ключицы, и тот расширялся кверху, словно навстречу ему.

– БЕEEС!

Какой‐то парень скакнул с воплем ему на спину. В круглых темных очках под Джона Леннона, а по линии подбородка – созвездие красных прыщиков.

– Прости… как он тебя назвал? – спросила Вай.

– Да Бес же, Бес! А ты кто? – Парень обернулся рывком и вроде как только сейчас углядел Вай.

– Бес? Что, правда?

Элберт возмечтал, чтобы земля остановила вращение, а время перемоталось назад, предотвратив разные неприметные события, приведшие к появлению прозвища. Он стряхнул Пэта со своих плеч.

– Да. Я знаю. Он такой перед понедельниками, честно. Его зовут Пэт. А меня – Элберт, Берт, Бес. Поверишь? – Пэт прыгал вокруг, как обезьянка, жадная до внимания.

– Здорово, – хихикнула Вай.

– Ну, а тебя‐то как кличут? – спросил Пэт с сильным шотландским акцентом.

– Вай. – Она протянула руку, преобразившись внезапно в подтянутую и величавую. – Приятно с вами познакомиться.

Рукопожатие Элберта оказалось таким же желейным, как и его движения в танце. Но рука была теплой и на удивление мягкой.

– Вай? Из чего это вообще укорочено? – громко спросил Пэт, и Элберту захотелось, чтобы тот отвалил, потому что вокруг них с этой Вай, похоже, образовался какой‐то круг, ее личико раскрывалось перед ним, как цветок, и не хватало еще, чтобы нескладный Пэт его растоптал.

Как цветок. Да твою ж мать.

– Укорочено из Вайолет.

Вайолет! Фиалка! Буквально цветок!

– Ха! Ну вы и парочка! Прямо из викторианских времен!

Элберт попытался заткнуть Пэта взглядом, но Пэт, известное дело, игнорировал даже прямые указания отвалить, не говоря уж о взглядах. Да еще в сумерки. Да еще когда в темных очках.

– На самом деле, так звали мою бабушку. Мама пообещала ей, что назовет меня так, когда бабушка была на смертном одре. Она умерла за пару недель до моего рождения. Горюя, что не увидит свою первую внучку.

– Ого, круто. – Даже Пэта пробрало таким откровением. Он пробормотал что‐то вроде того, что вообще‐то имя красивое, и пошел танцевать, рьяно мотая в такт головой. “На цыпленка похож”, – подумала Вай.

Элберт на вид тоже был озадачен.

– Не бери в голову, там только первая часть правда, – прошептала она, потянувшись к нему и пощекотав словами ему ухо.

Когда она отстранилась, на лице ее была проказливая улыбка. И лицо правда выглядело знакомым, как будто он всегда ее знал… Но тут ритм ускорился, и оба не смогли не откликнуться, погрузились в него.

Непонятно сколько спустя Элберт понял, что ему очень срочно нужно снова поговорить с Вай, и снова склонился к ней. Пахло от нее скошенной травой и табачным дымом.

– Извини, откуда, ты сказала, ты родом? – Так себе подкат, хилый.

– Я не говорила. Но приехали мы из Бристоля, это не так уж и далеко. Хотя дожидаться, пока нам адрес скажут, пришлось целую вечность.

Они так долго торчали в телефонной будке у сетевой кафешки “Маленький шеф-повар” на автомагистрали М4, по очереди безуспешно набирая номер, что в конце концов все пошли перекусить яичницей с чипсами. Средних лет официантка, неумеренно намазанная имитирующим загар бронзантом, свирепо на них взирала, раскидывая перед ними блестящие от жира тарелки. Наконец они дозвонились, узнали, как добраться до рейва, все вшестером снова втиснулись в голубенький “моррис майнор” Мэл и, пока не доехали, трюхали дальше под ужасный микс, вопящий из магнитолы Джимми.

Элберт понимающе кивал, слушая, и Вай догадалась, что он пытается произвести на нее впечатление. Ей это было приятно. Что, вообще говоря, странно. Обычно эту специфически мужскую манеру козырять знанием рекордов каких‐нибудь или какой‐то травки с таблеткой она находила скучной до одурения.

– Да, но не похоже, что фермер позволит нам продолжать здесь еще какое‐то время.

– Так ты из организаторов?

– Я помогаю.

Элберт надеялся, что то, как беззаботно он это бросил, подскажет, что насчет весомости своего вклада он скромничает, и технически ни слова не вычеркнуто из правды, хоть та и состоит в том, что ни фига он вообще не помог.

Школьный приятель Гарри, вот кто был одним из главных организаторов. Они столкнулись на складе в Милтон-Кинсе, где была вечеринка, а затем несколько недель спустя на благотворительном балу на Йоркском ипподроме, на который их затащили мамаши. Они, ухмыльнувшись контрасту, обменялись телефонами.

Узнав про рейв, Элберт позвонил Гарри, и довольно настойчиво. Ему казалось, он стоит у двери и так хочет, чтобы его впустили, что даже если биться в дверь – это не комильфо, оно того стоит.