Какого года любовь

Да и то даже, что она оказалась в Шеффилде, произошло по воле других людей. Вайолет не могла не отметить, что многие ее соученики, те, что из рабочего класса – их на самом деле было немного, – оказались в университете благодаря своему школьному учителю, благо тот принял их судьбу близко к сердцу. В ее случае таковой оказалась мисс Кеттерик, которую в Абергавенни считали “чудачкой”, потому что она стригла волосы и носила очки в круглой оправе. Именно мисс Кеттерик поставила ей высший балл за эссе “Высокий стиль Вордсворта”. Именно мисс Кеттерик постаралась, чтобы Вайолет пошла в шестой класс, а не устроилась продавщицей в магазин одежды “Уоттс”, и именно мисс Кеттерик оплатила ее билет на поезд до Оксфорда.

– Оксфорд… – одними губами произнесла ее мама, когда Вайолет сообщила ей об этом всего за два дня до собеседования.

На следующий день Ангарад встретила Вайолет у школьных ворот.

– Раз так, нам бы лучше нарядить тебя как положено, – сказала она, направляясь к “Уоттс”, где выбрала для дочери лавандового цвета платьице с пояском. Оказалась, у матери была заначка “на крайний случай”, припрятанная в баночке из‐под меда в глубине кухонного буфета.

Больше Вайолет это платье никогда не надела. Желтые громады колледжа Магдален подавили ее, она съежилась и не знала, как ей ответить, когда девочки приставали: “Что ты кончала?” – как будто они могли знать что‐нибудь про ее школу. И чувствовала себя дурой, когда спрашивали, отчего она не подала документы в колледж Иисуса, он же Уэльский, как будто она могла знать, что этот колледж основан в XVI веке при участии священника из Брекона, из Уэльса! А когда она попыталась прочесть отрывок из “Доктора Фаустуса” под пристальным взором тучного профессора с бакенбардами, строчки перед глазами поплыли, слились и перестали вообще что‐нибудь означать. Но затем пришло еще одно письмо, в котором ей предложили изучать английский и литературу в Шеффилдском университете, и мама так взволновалась от этой возможности “преуспеть”, что у Вайолет рука не поднялась отказаться.

Впрочем, в первый же вечер, когда она попыталась разговориться с другими студентками, обитавшими в том же коридоре общежития Сорби-холлс, мрачного и неприветливого, выяснилось, что страху от них не меньше, чем от собеседования в Оксфорде. Если не больше – такие же всезнайки, только фасонистей. Городские! Она увидела себя их глазами: неприбранная, безвкусно одетая, скучная – и по мере того, как проходили недели, чувствовала, что отстает все сильней, будто пропустила вначале какую‐то тайную вводную лекцию, на которой в точности объяснялось, как это, быть студенткой.

Сам Шеффилд в глухую осеннюю пору наводил грусть, но в сельских полях окрест виделось что‐то родное. Скиснув и впав в хандру, Вайолет садилась в автобус или на поезд и отправлялась в национальный парк Пик-дистрикт с его просторами и дикой красой, медными папоротниками и грязно-лиловым вереском. В такие дни иногда удавалось заснуть без слез.

После рождественских каникул Вайолет вернулась в университет, полная решимости все изменить: 1966 год будет другим. У нее новая семинарская группа; она начнет заново. Переосмыслит себя.

– Что ж, теперь давайте взглянем на Калибана. Есть какие‐нибудь соображения? – осведомился сутулый немолодой преподаватель, доктор Спирпойнт.

Вайолет пока что помалкивала. Но она выскажется; она должна. “Буря” – одна из немногих пьес, которые она в самом деле смотрела, вытащила себя в прошлом семестре на постановку Королевской шекспировской компании. Но всякий раз, как она пыталась заговорить, у нее горло сводило.

Тот студент, что сидел, развалясь и расставив широко ноги, снова взял слово.

– Он Ид – темная, животная сторона человеческой натуры, противовес Ариэлю как чистому Супер-эго.

– Благодарю вас, профессор Фрейд, – пробормотал доктор Спирпойнт. – Калибан безусловно представляет собой классический противовес Ариэлю, это придает пьесе ее структурную устойчивость. Но вряд ли я соглашусь с тем, что оба они входят в состав нашей человеческой сущности. Калибан, по сути, чудовище…

– Разве? Может, с ним чудовищно обошлись?

Доктор Спирпойнт перевел взгляд на Вайолет, вгляделся в нее. Как и все остальные в классе. Она залилась краской, а сердце заколотилось так, словно в грудной клетке кто‐то бил в барабан.

– Продолжайте, пожалуйста… мисс Льюис, не так ли? Я еще не слышал ни одного вашего… разбора.

Вайолет одернула свою бирюзовую тунику. Все деньги, полученные в подарок на Рождество, она потратила на одежду, подкрепила свое переосмысление высокими сапогами и подолами покороче, и теперь была смущена тем, что выставила всем напоказ свои бледные бедра.

– Ну, Калибан прекрасно жил на своем острове – это ведь был его остров! – пока его не поработили. А теперь все так плохо, что счастье у него только в мечтах: “и плачу я о том, что я проснулся”. Он… он как низший класс, забитый до уровня животных, до того, что способен желать только освобождения. И возможности отомстить.