Как зовут четверку «Битлз»?

Антуза скрывалась за большими воротами, не оглянувшись на него: это интриговало, он был уверен, что по дороге ей на каждом шагу хочется обернуться — хочется, но она не считает нужным. Раз ей нипочем ярость сторожевых псов, бьющихся о доски заборов, будет она вам просто так озираться по сторонам! Но она не удостаивала его взглядом и тогда, когда это выглядело бы естественным: хоть на мгновенье стоит оглянуться на мир, из которого выходишь, затворяя за собой ворота. Огромный участок на окраине, примыкающий к бойне с заколоченными окнами, казался наростом на здоровом теле Владии. Глаз Викола Антима так свыкся с багрянцем виноградной листвы, что пепельная конопля и грязно-белая кукуруза, видневшиеся в щели высоченного забора, просмоленного дегтем, смущали его душу, как опухоль, обнаруженная в теле сильной и крепкой женщины.

Владия была пуста в дневные часы, когда он шатался по улицам, безуспешно пытаясь понять, каков же смысл Антузы в его жизни, таившей за вялым, сродни осеннему дню, течением опасности более серьезные, чем можно было предположить. Постепенно он открывал в себе способность ко многому из того, что раньше считал недостойным, находя чуть ли не удовольствие в соприкосновении со злом, которое до сих пор он просто не решался, не смел тронуть и потому клеймил.

Раз, возвращаясь с дальней прогулки, он пошел, как и Антуза, посреди дороги, краем глаза косясь на тех, кто стоял за калитками; упершись, как один, подбородками в большие кулаки, сложенные на некрашеной перекладине забора, они глазели на Викола Антима хитро и любопытно, и ему приходилось то и дело кивать головой в ответ на их преувеличенно вежливые приветствия. Он шагал посреди улицы и чувствовал, как напрягается каждая клеточка его тела, когда одним взглядом он сдвигал в сторону встречные каруцы и обнявшихся за плечи мужчин в полувоенных костюмах (война только что кончилась) со следами знаков отличия на плечах и воротнике. Зачем он это делает, он не знал, но сохранял выдержку и оттого считал, что он в своем праве. И только тогда, когда он вдруг ясно увидел, что сторонятся-то его совершенно безотчетно, не задумываясь, к нему в душу закралось подозрение: а что, если только он один замечает свою смелость? И не оттого ли он смел, что идет по стопам той, которой все нипочем, а он просто напрашивается на сравнение? И тут он встретил лейтенанта Копачиу, а может быть, тот как раз его и дожидался у ресторана «Прогресс». «Зайдем?» — спросил Викол Антим с видом заговорщика. «Нет, не могу, я на службе». И тогда Викол Антим засмеялся: «Бросьте, так уж и на службе… Я угощаю».

Копачиу посмотрел на него подозрительно, подобрал губы, полные, неизменно красные, как будто он только и делал, что ел сало. «Ну, если вы настаиваете… » Они сели за стол, Викол Антим молчал, Копачиу сам налил себе шипучего и стал тянуть потихоньку, вероятно, ему нравилось, как вино щиплет нёбо, через каждые два-три глотка он отирал губы тылом ладони, покряхтывал от удовольствия, и когда счел, что выпил свою долю, повернул голову к Виколу Антиму и без всякой подготовки брякнул: «Валяйте, спрашивайте!»

Викол Антим изобразил на лице недоумение. Впрочем, внутренне он действительно был застигнут врасплох: ну и нюх у лейтенанта Копачиу!

Лейтенант будто ненароком двинул локтем и сшиб со стола стакан, Викол Антим нагнулся, скорее всего машинально, чтобы собрать осколки, но Копачиу его одернул: «Оставьте, то вы гоголем выступаете посреди улицы, а то готовы кланяться и по полу ползать. — Он прищелкнул языком. — Так не годится, молодой человек, не годится. Вы это бросьте, тут есть кому убирать, а лучше скажите, по какому случаю расщедрились? — И резко, взяв тоном ниже: — Когда я пью шипучку, служба побоку, а допил — и баста, выкладывайте ваш вопрос».

Викол Антим слишком хорошо знал, что он хочет спросить у лейтенанта Копачиу; по своей воле он зашел так далеко и уже не мог повернуть вспять, поэтому ему оставалось быть лишь как можно суше, как можно короче, только чтобы не дрогнул голос — только бы не дрогнул!

«Кто живет за бойней?»

Он смотрел куда-то поверх лейтенанта, ища на разноцветных этикетках за прилавком слово, знак себе в поддержку, и не видел, как у Копачиу от удивления округлился рот. «Ага, вон вы куда, за бойней! Недурно, недурно, молодой человек, совсем недурно, но, может быть, чересчур, а? Я вам советую не влипать. Пробовали тут и другие до вас, да вовремя отстали. Я вам советую не влипать».

Он спросил минеральной воды, выпил и забубнил что-то себе под нос, словно от него потребовали слишком многого или сил нет как разогорчили.

Викол Антим повторил свой вопрос, как будто не слыша лейтенанта, он хотел узнать и уйти, понимая, что долго ему в этой ситуации не продержаться, разговор о ней выше его сил.

«Старик Адам Максенциу, вдовец, Адам Антуза, старшая дочь, Адам Аритина, младшая. Я думаю, старик немного не в себе, но не в том дело. Если только он не прикидывается. Живут затворниками, и хотя об этом прямо не говорится, но они в нас вроде бы не нуждаются».