Как зовут четверку «Битлз»?

Покой был пуст, никаких признаков прошлой или нынешней жизни, одна кровать высилась как трон, подчеркивая царственность стен. Надеясь отыскать все-таки живую душу, он вышел с ощущением своей незваности в полутемный коридор, где витал целый рой запахов, длинный коридор, в конце которого не столько виднелась, сколько угадывалась такая же монументальная дверь, и по пути к ней он подумал, что вся эта конструкция, какой он видит ее изнутри, в сущности, нелепа, а снаружи она для него пока не существовала. Он не очень отчетливо помнил, как сюда попал, в темноте здание показалось ему несоразмерно большим и даже чудовищным, с какими-то ступенчатыми террасами, башенками, балконами в восточном стиле, нависавшими над запущенным садом. Сад был точно запущенный, он это знал, потому что в одном месте ему пришлось продираться сквозь заросли одичавших роз, вольно шагнувших через плиты, которые вели от ворот ко входу. Он держался на ногах с помощью Кройку, но все же сумел отметить состояние сада. А теперь вот эта вилла, вилла «Катерина», насколько он помнит, взялась поразить его своими внутренними угодьями. Коридор был узок, двое едва могли бы в нем разминуться, темнота пахла тайной, и, снова взявшись за бронзовую ручку с дыркой на месте камня и открыв вторую, точно такую же тяжелую, как первая, дверь, он не без удивления обнаружил снова пустую залу с огромной, как корабль посреди залива, кроватью, высокую холодную залу с плесенью на стенах, сочащихся сыростью. Только пятна краски были другие, некогда пурпурные, а теперь линяло-розовые, они местами сохранили первоначальную пронзительность цвета. Он подумал, что где-то в коридоре, который он пересек, привлеченный симметрией дверей, должен быть выход, ведущий либо в глубину здания, либо в кущи дикого сада. Симметрия двух зал его заинтриговала, он чувствовал, что в этой зоне и есть тайна дома — что за дом без тайны, — и, вернувшись в коридор, пошел на ощупь вдоль шершавых стен, напрягая глаза, пока не наткнулся в самом деле на деревянную дверь, темную, почти невидную в рассеянном свете. Он навалился на нее всей тяжестью, ожидая сопротивления, но дверь поддалась мгновенно и бесшумно, как будто ее скрытые в стене петли были недавно смазаны, кто-то, вероятно, часто ходил на эту половину дома. Он вылетел в широкий холл, прямо под сияние огромного витража с преобладанием золота и пурпура — красок византийского величия, по его разрозненным книжным представлениям сразу подсказывающих имена Сфренциоса, Прокопиуса, Аны Комнены, — удивительное тепло исходило от витража, а под ним явно был парадный вход этой молчащей до поры до времени виллы «Катерина». Его шаги гулко отдавались от зеленой матовой мозаики пола, заляпанного старой и новой грязью, холл был высокий, по бокам его сторожили двери, некогда молочно-белые, — настоящая зала, по замыслу, зала для приемов. Над дверью, через которую он сюда проник, в нише располагалась ложа, вероятно, там, под потолком, шел невидимый круговой коридор, впускавший в ложу музыкантов. Он представил себе, как раскрываются боковые двери и комнаты за ними вместе с холлом образуют салон для приемов на французский манер, с танцами, точно как в романах, только здесь, во Владии, все было в других пропорциях, и зала поменьше, и боковые комнаты наверняка не дотягивали до нужных размеров, но все было, а местное вино, отвоеванное у этой вязкой желтой земли, вполне заменило бы рейнское, бургундское и разные шампанские. Его потянуло побродить по комнатам, не может быть, чтобы там не осталось хоть что-то от духа стародавних балов, но он отложил удовольствие, подошел к парадной двери, попробовал, открывается ли, открыл и вышел на воздух, чтобы оглядеть наконец виллу снаружи, иначе приключение получалось неполным. Конструкция была хаотичной, особенно второй этаж, где за кратким промежутком дисциплины и строгости, расположившим в правильном порядке ряд стрельчатых окон, вдруг выпирала вверх полукруглая башня, наверняка с бесполезным, без тепла и света, внутренним помещением, а за башней стелилась терраса на полкрыши, огороженная цементной балюстрадой со стилизованными под цветы столбиками. Отливающая золотом черепичная крыша далеко выдавалась за край серого здания — откуда оно взялось, такое, в кругу халуп, крытых соломой, в кругу лавчонок из глины и ветхого дерева, пропитанного влагой и копотью, сотрясаемого ордами насекомых? Взялось, вероятно, в романтические времена, сразу после войны, после первой войны, судя по некоторой геометричности форм, — подобный стиль появился на улицах Города и Столицы в период краткого благополучия. Чем дольше он смотрел на виллу, тем больше било ему в глаза чудачество ее замысла. Чудачеством была и надпись, отлитая на цементном фронтоне: ВИЛЛА КАТЕРИНА, — которая в такой дыре, как Владия, сообщала дому значительность, хотя бы тем, что присваивала ему имя, ведь имя — один из шансов выжить, даже если когда-нибудь на этом месте будет пустырь и бурьян.