Читаем Как знаю, как помню, как умею полностью

Она рухнула в воду сразу, в одну секунду. Бегала, прыгала и вдруг ее не стало: только лед на реке. Потом всплыла ее шапка. И тут же, вслед за шапкой, но уже ближе к середине реки, в самом водовороте льдин появилась Нинина голова. Она неестественно хохотала и что-то кричала, делая вид, что ей нравится это купание. Тревога молнией пробежала по нашей компании, и всем сразу стало ясно, что Нина должна погибнуть. Мальчики стали ломать какие-то сучья и тонкие деревца, но сестра дотянуться до своего спасения уже не могла. Мне показалось, что уже нет Нины, и только ее отрезанная от туловища и неестественно хохочущая голова еще продолжает плавать среди льдин.

Не найдя в себе силы смотреть на это зрелище, я разбежалась, хорошо оттолкнулась от крутого берега и прыгнула в реку спасать сестру. Расчет был правильный: я прыгнула прямо на Нину и утопила ее второй раз, а вместе с ней и себя.

В воде я открыла глаза — там все кипело и вертелось, но было почему-то не серое, не аспидное, как наверху, а голубое. И еще помню, что под водой было тихо. Удивительно тихо. Сколько продолжалась эта подводная жизнь не знаю. Что-то хлопнуло меня по голове, и я потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то мы с Ниной были уже над водой. И опять я заметила, что шума нет. Тишина окружала меня, над головой было много неба, вокруг нас стены льда. Только этот лед почему-то душил меня. Я задыхалась и поняла, что пришла смерть. «Боже мой, Боже мой, — затосковала я, — что-то ведь надо делать перед смертью и что-то сказать». Но сделать перед смертью мне ничего не удалось, так как я опять потеряла сознание. На этот раз, как потом выяснилось, я удушилась крючком собственного пальто.

Сестра, которая была сильным пловцом, видя, что я не двигаюсь, стала плыть на спине. Работая одними ногами, она руками отталкивала валящиеся на нас льдины, а зубами держала меня за воротник, не давая мне захлебнуться. Этот самый воротник меня и задушил…

В результате Нина спасла меня и себя. Ей удалось схватиться за ветку ивы, низко склонившейся над водой…

Я очнулась у противоположного берега. Вода весело клокотала и бурлила вокруг нас. Ледоход был за нашей спиной. С крутой горы из деревни Дедушкино уже бежали мужики с кольями, а с моста бежали рыбаки и все кричали: «Колонистки директоровы тонут, ребята, давай скорей». А наши девочки и мальчики были далеко, далеко от нас, на том берегу. А мы уже не тонули, мы уже стояли, увязнув в глинистом дне ногами, не в силах двинуться. Моя сестра все хохотала, как заведенная, и держалась одной рукой за иву, а другой обхватила меня. И мне было так хорошо стоять рядом с ней, хоть и по пояс в воде, но все-таки ногами на земле. И тут я заметила, что в правой руке у меня между большим и указательным пальцем зажата маленькая рыбка…

<p>ЧИСТКА КАРТОШКИ</p>

По дому бегает дежурная по кухне и звонит в маленький колокольчик.

— Картошку чистить, картошку чистить! — кричит она.

Дежурных по картошке бывает двое, трое, а иногда и четверо, в зависимости от того, сколько ведер картошки надо начистить.

Есть в колонии такие любительницы этой работы, что идут на нее добровольно. В кухне тепло, уютно, а главное, можно вволю поболтать. Надо иметь в руках хорошо наточенный ножик, удобно сесть, и пошла работа, а с ней и болтовня.

— Девочки, а я думаю, что Александр Федорович гипнотизер. А по-вашему?

— Не знаем. А почему?

— Да вот вчера никто не хотел ехать в лес и пилить деревья на дрова, а он во время обеда спросил: мальчики, кто хочет ехать завтра заготовлять дрова? И все подняли руки. Нет, он определенно гипнотизер! Я, например, терпеть не могу читать, а он неделю тому назад подходит ко мне и спрашивает: «Лиза, а что вы читаете сейчас? Тургенева?» И я тут же схватила «Рудина» и начала читать. И ты знаешь, ничего, интересно.

— Пожалуй, и я замечала это за ним, но ведь гипнотизер не может быть в пенсне?

— Ничего не известно, у такого, как он, все может быть. А потом, что мы знаем, ведь наука-то ушла вперед, может быть, уже и гипнотизировать в пенсне начали?..

— А тебе нравится Володя Князев?

— Ничего. А тебе?

— Мне тоже ничего.

— А кто тебе больше нравится Володя Иванов или Володя Князев?

— Ты дура!

— Я-то дура, а ты-то влюблена в своего Володю, и это все знают.

— Ты дура, и ты испорченная.

— А я тебе вот что скажу: если Александр Федорович гипнотизер, то он узнает, что ты влюблена.

— Туська скажет?

— Туська-то не скажет, а он сам узнает.

— Ничего он не узнает, потому что я гипнозу не поддаюсь. Это уж я точно знаю.

— Слушай, Лизка, а тебе понравилось, как Александр Федорович вчера на кружке читал «Египетские ночи»?

— Ничего, только очень тихо.

— Послушай, ты хотела бы быть Клеопатрой?

— А зачем мне это?

— Ну, как зачем? Имела бы успех у мужчин и мстила бы им.

— За что мстила бы?

— Ну, за их надругательство над собой.

— Да они и не надругивались над ней, над Клеопатрой. Она сама к ним лезла. И это вовсе не успех. Успех — это если за тобой ухаживают.

— Чепуху говоришь, Лизка! Ведь она была властительница! Понимаешь, над всем властвовала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии