Как живут мертвецы

Терпеть не могу спать днем. Когда я просыпаюсь, мне бывает очень грустно, хочется капризничать и я даже чувствую себя несчастной. Как будто день распался на два — два коротких невыносимых дня, вместо одного длинного, который с трудом, но все же можно вынести. «О, — говорили они, — она капризничает, потому что заснула. Потому что спала днем». Да, мир застал меня врасплох и вывернул наизнанку, как носок, кем бы я себя ни воображала. Поэтому я вопила, и била ногами, и выгибала спину, как тюлень — распроклятый тюлень, ныряющий под полярный лед, — и они говорили: «Хорошо, мисс Плакса, подождем, пока ты успокоишься». Но я никогда не успокаивалась. Никогда, черт подери.

Ледяная Принцесса облачалась в большие теплые фуфайки с начесом — последний крик моды — и вельветовые камуфляжные брюки. У брюк было шесть пустых карманов и узор из искривленных почек — черных, желтых и цвета хаки. Я бы отправила всех этих придурков, разгуливающих в военном обмундировании, прямиком на войну. Интересно, как они отреагируют, когда перед узкими линзами их модных очков с криком «ура» появятся парни в чалмах и им придется на деле опробовать свое милитаристское обмундирование? Девяностые годы кончились тем, что эти болваны увидели сквозь узкие прицелы широкое поле разрушений. Кого они, черт возьми, одурачили? Очки приходят и уходят. В семидесятые последним криком моды были стекла размером с телевизионный экран или чашку Петри — в то выпуклое десятилетие все таращились на свет сквозь выпуклые стекла.

Да, я бы отправила их на войну. А всех юнцов, щеголяющих в длинных дутых пальто, похожих на спальные мешки с рукавами — туда, где по-настоящему холодно, пускай как следует проспятся. Я бы отправила подальше всех подонков, разгуливающих по Грик-стрит в дизайнерских туфлях, похожих на выкроенные из автомобильных покрышек шлепанцы, которые носят в третьем мире. Пусть бы они там пили из луж и узнали что почем. Так им и надо. Есть ли что-нибудь на свете глупее фетишизации обуви? Пусть катятся ко всем чертям. Обычно Ледяная Принцесса одевала меня себе под стать — конечно, когда была при деньгах. Все это время мне страстно хотелось быть девочкой, которая заботится о своей внешности, прихорашивается, причесывается и наряжается без спешки… И я не спешила. Тогда она говорила своему очередному кавалеру. «Она ненавидит одеваться. Просто ненавидит. Давай же, Долила, не возись». Но я возилась. У меня был железный характер.