Яркое личико Наташи появилось на тусклом сером экране неработающего телевизора. Перед ней на голом отвратительно искусственном полу сидела муму — Наташа мгновенно узнала ее по толстому шерстяному пальто, внушительным размерам, по холщовой сумке для книг, туфлям, похожим на смятые корнуэльские пирожки, по торчащему вперед шнобелю, — сидела как-то косо, с поджатыми под себя ногами, одной рукой опираясь о пол, а другой поднося сигарету к искривленному мрачной гримасой рту. Муму разговаривала с человеком в белой широкополой шляпе, поля которой поднимались и опускались с колдовской выразительностью, а из-под них лилась вкрадчивая щелкающая речь. Что делает здесь муму? — могла бы спросить Наташа. Почему она разговаривает с человеком, сошедшим с автобуса, с тем самым человеком, которого Гари назвал Фар Лапом Джонсом?
Наташа могла бы спросить об этом — но не спросила. Провидцы, как известно, не страдают рационализмом и лишены проницательности. Гордые умы провидцев часто напоминают разомкнутые губы, которые легко набить всякой дрянью. Наташа могла бы заметить наказующие бумеранги племени валбри, лежавшие на голом искусственном полу, и спросить, почему они здесь оказались, эти темные зловещие орудия. Но не спросила. Она потеряла концентрацию, и ее взгляд уплыл за сотни миль белой потрескавшейся грязи, где полоска пустынного горизонта слегка отогнулась, обнажая клочок северного берега Темзы и часть здания «Юнилевера».
И весь остаток ночи Наташа Йос металась на лесной подстилке, переходя в визионерском экстазе от одного пруда к другому, трепеща и дрожа то в одном мире, то в другом.
То она видела, как светловолосая голова старшего брата, которого она никогда не знала, разбивается об асфальт, и в ее груди зрели черные трюфели унаследованных расовых предрассудков. То она ревниво следила за тем, как Вирджиния Бридж, которую она смутно помнила с детства, выстукивает ее йеху-муму мягкими, умащенными «Атриксом» руками, изрекая сквозь зубы гуигнгнма: «Лили,
«Неужели нам придется ждать так долго?»
«Что?»
«До сентября? Или, вы хотите, чтобы я подожгла дом сейчас? Бог с ним, с календарем».
На Беркли-сквер Наташа смотрела на мокрые листья под ногами своей муму и чувствовала непостижимую усталость женщины средних лет. Глядела на ряды сосновых посадок, на то, как ее бедная муму жадно хватает свои припасы и, нежно прижимая их к груди, как съедобных младенцев, неуклюже протискивается в калитку с пятью металлическими прутьями. Наташа видела, как струйка крови лениво стекает под брюками муму, вниз по ноге к лодыжке и в носок. Эти картины казались ей чем-то таким, что они смогут просмотреть еще раз, уже вместе. Перед ней прошел весь спектр пороков: лень, похоть, гордость, гнев, алчность — и опять все сначала. Этот далекий обыкновенный лес Фар Лапа на самом деле был маленькой плантацией всех доступных миров.
Пелена рассвета натянула на бездонное австралийское небо твердый свод. В Лесу-Между-Мирами Наташино лицо сначала смутно проявилось на поверхности прозрачной воды, словно снимок «Поляроида», затем приобрело безупречно четкие очертания. Гиперреальные. Через несколько минут форсунки ракеты по имени Земля заработали на полную мощность. Наташа выпрямилась во весь свой жеребячий рост, и мышцы ее исцарапанных в кровь ног напряглись, привыкая к вращению планеты. Она огляделась вокруг. И не заметила ничего особенного: стволы эвкалиптов и малги на жесткой травяной подстилке. Над головой язвительно хохотали кукабурры. На востоке темнел пологий склон, на котором уже таяла тень. Вокруг Наташи из шуршащего подлеска поднимались, задавая направление, жилища знакомых с магнетизмом термитов — словно миниатюрные параллелепипеды Миса ван дер Роэ или могильные камни чужих вождей.
Наташа отыскала путь назад. Ей повезло, что она очнулась, когда солнце стояло еще низко, тени были длинными и воды в достатке. Добравшись до машины, Наташа разбудила Гари. Потом они весь день ехали назад к Стерну под палящим солнцем. Само собой разумеется, Гари втрескался по уши. Вот дерьмо!