Как же быть?

— Ничего я против него не имел… Но убил, чего уж теперь говорить. Вообще-то я матрос, — Попеску усмехнулся, — был матросом. Я теперь всё «был»… Мы сидели в кабачке. Я пришёл к Гелиору, хотел этому подлецу морду набить за всё. Не вышло: стрельбу поднял, прислуга сбежалась. Словом, я уж тогда выпил, а когда пришёл в кабачок, ещё добавил. А тут этот боцман. «Подумаешь, говорит, брат твой! Ну и что? Он, что ль, один утонул? Каждый год сотни нашего брата моряка к Нептуну навечно в гости отправляются!» Я говорю: «Правильно, так если б посудина была честная. А у Гелиора решето! Не будь у него миллиончиков, он бы в жизни на неё разрешение не получил!» «Ну и что? — боцман говорит. — Кто твоего братана заставлял наниматься? Боишься за свой сон и аппетит — сиди дома». — «Вот именно, говорю, дома посидишь, за аппетит беспокоиться нечего — жратва сама пока с неба не валится. А такую посудину Гелиор не имел права в море пускать…» — «Ну и что? — боцман толкует. — Раз пустил — значит, имел; он теперь будь здоров за неё страховку получит! Ха-ха, — смеётся, — а брат-то твой! застрахован был?» И тут, как я услышал про страховку, меня всего перевернуло. Не успел он застраховаться, не успел! Денет не накопил, всё, что получил, жене отдал, говорит: «Вернусь» — на следующий рейс застрахуюсь». Он ведь «дикий», в профсоюз не входил. Такие, как Гелиор, только с «дикими» и имеют дело. У них всё шито-крыто. Ну, словом, как он про страховку сказал, я бутылкой его по голове — рраз! Он с катушек, бутылка вдребезги. А тут этот полицейский как меня сзади схватит — я и не заметил, откуда он взялся, — как руку заломит, потом другую, у меня прямо в глазах потемнело. Словом, я ему и врезал этим горлышком. Попал в шею. Говорят, какие-то артерии перебил… Ну, в общем, крышка ему…

Попеску некоторое время молчал, потом тихо добавил:

— И мне крышка. Но я его убивать не хотел. Гелиора, попадись он мне, подлец, этими бы руками задушил. — И он протянул к Лему две мозолистые, немало потрудившиеся руки с вытатуированными на них якорями, русалками и штурвальными колёсами. — А вот полицейского того не хотел убивать. Не заломи он мне тогда руку, ничего бы не было. Боцман-то сразу отдышался…

В камере наступило молчание.

— Вчера губернатор отказал в помиловании, — заговорил заместитель директора тюрьмы. — Вообще я давно не видел, чтоб дело так быстро прошло. И года не тянулось. Сезон мёртвый, — добавил он деловито. — Присяжные все на местах, а дел мало. Повезло…

Лори не очень хорошо понимал, почему человеку повезло, если его повесят через год после убийства, а не через два, но всё услышанное произвело на него большое впечатление. Глазами, полными любопытства, жалости, страха и какого-то непонятного ему самому уважения, смотрел он на Попеску. Убийца! Перед ним сидел настоящий живой убийца! А не деревянная скульптура знаменитого бандита, выставленная в окне ресторана «Самородок».

Неясными для Лори были и причины им убийства. Какой-то брат поступил на корабль какого-то Гелиора и утонул. А Гелиор получил страховку. «Ну и что?» как любил выражаться побитый боцман из рассказа Попеску.

Наконец Лем выключил магнитофон и встал.

— Спасибо» Попеску» прекрасное интервью, — заговорил он своим обычным бодрым, профессиональным тоном, — телезрителям «Запада-III» будет очень интересно вас послушать. До свидания. Ещё раз спасибо, Желаю удачи…

Тут Лем сообразил, что, пожалуй, это единственный случай в его практике, когда пожелание удачи и слова «до свидания» не очень уместны. Он нахмурился, помахал на прощание рукой и торопливо вышел из камеры.

Захлопнулась тяжёлая дверь, залязгали ключи, застучали тяжёлые башмаки надзирателей.

— Фрукт! — задумчиво произнёс заместитель директора тюрьмы. — «Не хотел убивать»! Не хотел, так не надо было этого делать. Убийство полицейского мы никому не простим. Уж тут сразу готовь шею.

— Да, — пробормотал Лем, — парень сам виноват. Только за что же он на этого Гелиора… или как его… рассердился так?

Заместитель директора тюрьмы хитро улыбнулся:

— А вы об этом у него самого спросите.

Лем удивлённо поднял брови.

— Ну да, он ведь тоже у нас сидит. — И заместитель директора тюрьмы радостно посмотрел Лему в глаза, довольный произведённым эффектом.

Ожидания его оправдались. Лем вскричал:

— Да ну?! Это же замечательно! Скорей идёмте к нему. А за что он сидит? За эту историю с кораблём?