— Ясно, — перебил Лем, Ему не терпелось приступить к делу, — С чего начнём? Может быть, со смертника? У него как настроение? Он не пошлёт меня к чёрту?
— Не думаю. Когда человека ждёт виселица, он обычно старается не оставаться наедине со своими мыслями. Вы его развлечёте.
— Развлеку?
— Ну, отвлечёте. Идёмте.
Лем с камерой в руках и Лори с диктофоном, осветительной установкой и запасными кассетами последовали за заместителем директора тюрьмы. Впереди шёл надзиратель. Они пересекли двор, вошли в подъезд, поднялись по лестнице на третий этаж. Здесь на площадке стоял надзиратель с автоматом. Он отпер дверь, и кортеж вошёл в коридор. Стены коридора были до высоты человеческого роста окрашены красной масляной краской. С двух сторон по две двери, коридор упирался в пятую.
Заместитель директора прошёл прямо к ней и растворил обе створки.
Лем и Лори остановились на пороге. Лори чуть не выронил все свои лампы и коробки: в большой, без окон комнате прямо перед ним возвышалась виселица. Она имела форму буквы «П». К поперечной балке крепилась тонкая петля, под петлёй находился трап. Достаточно было нажать на рычаг, и трап проваливался, а вместе с ним уходила из-под ног осуждённого опора. Рычаг, чёрный, большой, железный, находился тут же, на виду.
По стенам комнаты шли скамьи.
— Это чтоб вы прониклись атмосферой, — не без иронии пояснил их гид. — Вам теперь легче будет разговаривать с человеком, который через три дня займёт своё место под этой штуковиной. — И он небрежно ткнул пальцем в сторону виселицы.
Они вернулись в коридор. Надзиратель нажал на кнопку в стене, затем долго поворачивал какие-то сложные ключи в не менее сложных запорах. Наконец тяжёлая металлическая дверь мягко открылась, и они вошли в камеру. Камера оказалась неожиданно большой. Видимо, для тех заключённых, для которых правосудие считало мир слишком тесным, старались хоть последнее земное пристанище сделать попросторнее. Осуждённый в полосатой тюремной одежде сидел на табурете. Руки его висели между колен, голова была опущена. Когда открылась дверь, он поднял голову и посмотрел на вошедших равнодушным взглядом.
— Третий, сказал заместитель директора, — к вам пришли. — Повернувшись и Лему, ом пояснил! У заключённых обычно четырёхзначные номера, но когда они переходят В этот коридор, то получают номера камер. Их всего четыре. И думаю, что вам интересно знать имя Третьего. Коли не ошибаюсь, Попеску. Так?
— Так, — подтвердил осуждённый. Он говорил очень тихо. Теперь он встал, заложим руки за спину, как полагалось!
— Садитесь, Попеску. Это господин Лем, репортёр телевидения. Он хочет с вами побеседовать. Можете отвечать на его вопросы. — Заместитель директора прислонился к двери.
Лори направил свет, включил микрофон. Лем несколько минут стрекотал камерой, потом отложил её и, присев на кровать, стал задавать вопросы.
— Скажите, Попеску, за что вы здесь?
— За убийство полицейского, сказал заместитель директора.
Но Лем плевал на начальство, он работал и делал это так, как считал нужным. Поэтому, даже не повернув в сторону заместителя директора головы, он повторил вопрос:
— Так за что же вы здесь, Попеску?
Попеску тихо пробормотал:
— За убийство полицейского.
— Не расскажете ли вы, как было дело?
Попеску молчал.
— Рассказывайте, рассказывайте, — подбодрил его заместитель директора.
Попеску пожал плечами. Сначала медленно, неохотно, потом всё больше оживляясь, он поведал свою грустную историю.
— Мы сидели в кабачке… Ничего я против этого полицейского не имел…
Он помолчал, потом буркнул: