Мы любим Чемпиона, но он не позволяет себя ласкать. По натуре он скорее бродяга, чем домашний кот. Все время где-то шатается, часто пропадает на несколько дней и сам кормится. А когда он возвращается после своих подвигов, ему не нравится, если в доме что-то изменилось. Дедушка говорит: «Хоть Чемпион и гуляка, в душе он консерватор». Так это или нет, но только Чемпион сразу уставился на Пик-Квика своими желто-зелеными глазами и застыл как вкопанный — только усы подрагивают да торчит кончик розового языка.
Ну а Пик-Квик запросто подскакивает к коту чуть не вплотную — он любопытен, как сорока. Что теперь будет?
Чемпион весь подбирается, втягивает голову в плечи — дурной знак. «Фр-фр», — шипит он злобно, глаза его сузились и превратились в щелочки.
Точно так он встречает собачонку наших соседей Биканов, когда эта пустолайка, на свое несчастье, забредает к нам во двор.
— Оставь, Чемпион, не трогай!
Только я собираюсь вмешаться, как Пик-Квик бросается прямо на кота:
Флаф-флаф — его крылья хлопают, словно паруса на ветру.
«Пик-квик!»
Его боевой клич, пронзительный, как сирена, летит прямо в усы Чемпиону.
Кот в ужасе отпрыгивает.
Пик-Квик повторяет прием.
«Пик-квик!»
Побежденный Чемпион несется прочь и взлетает на сливовое дерево с такой скоростью, будто за ним гонятся все кайры семи островов.
Дедушка ликует. Он не очень-то жалует кошек.
— Все, Чемпион больше сюда носа не покажет.
Дедушка больше привык к морю, чем к земле, и поэтому все морское для него важнее сухопутного. Даже малютка кайренок. А я горжусь своим другом Пик-Квиком — он обратил в бегство противника в десять раз больше себя.
Так Пик-Квик поселился у нас.
Мы играли с ним до самого обеда.
Он всюду следовал за нами, не оставляя ни на секунду.
Мы шли — он шел. Мы бежали — он бежал. Уморительный, как заводная игрушка.
И по-моему, развлекался ничуть не меньше нас.
«Пик-квик… Пик-квик… Пик-квик…»
Иногда он спотыкался о бугорок и терял равновесие, но тут же снова вставал на ноги.
Я порезал ломтиками рыбу триглу, и Пьер с Мари-Франсуазой накормили его. Он и не думал привередничать!
На время обеда я запер его в пристройке, где дедушка хранил свое рыбачье хозяйство: сети, буйреп — это такой канат, к которому привязывают стеклянные поплавки, — растянутый невод, плетенные из ивняка верши для ловли креветок и омаров, да еще банки с краской и старые, уже негодные тросы. В пристройке приятно пахло солью, водорослями и смолой, как будто вместе со снастями, принесенными с «Пенн-дю», дедушка запирал здесь все ароматы моря.
Я подумал, что Пик-Квику будет хорошо среди родных запахов. Когда я выходил, он потерся о мои ноги, что-то тихо попикквикивая. Наверное, благодарил меня на своем языке…
— Я постараюсь, чтобы ты остался у нас насовсем, Пик-Квик, но только не хулигань, а то нам с тобой попадет…
За обедом малыши не переставая говорили о Пик-Квике, особенно Пьер. Дедушка сказал, что Пик-Квик — самая хитрая кайра на свете, раз ему удалось подружиться с людьми.
— В море ему пришлось бы попотеть, чтобы что-нибудь выловить, а тут все на блюдечке подносят… Тоже мне паша!
Мама подняла глаза.
— Не учите детей лентяйничать, Гильом Танги. Все должны трудиться, даже кайры.
Я ничего не сказал, потому что за столом дети не должны влезать в разговор взрослых, но в глубине души я скорее был согласен с дедушкой.
Пик-Квик сумел постоять за себя… Он показал себя мужественным и сообразительным — спасся от гнева больших кайр и проучил Чемпиона, пожирателя воробьев.
Это не так уж мало. И потом, ведь Пик-Квик мой друг…
На следующее утро я пошел в школу. Ребята уже знали, что я подобрал на островах птенца кайры, и только об этом и говорили. Как сказал бы дедушка, прачечное радио работало на всю катушку. В его времена все деревенские новости — и правду, и выдумки — разносили прачки, про которых недаром говорят, что они болтливы, как сороки. Целый день они били вальками и мололи языком.
— Говорят, ты его удочкой на палтуса поймал?
— А мамаша Ле Коз болтает везде, что морская птица в доме приносит несчастье.
— Скажи, Льомик, а ты не стащил своего пингвина на Рузике?
Ненавижу вранье, сплетни и вообще всякое свинство. Я рассказал, как все было на самом деле. Так что хватит.
— Мы, Танги, не разорители гнезд. А кто станет всякую ерунду болтать, будет иметь дело с моим дедом Гильомом Танги. И точка.
Потом все стали рассказывать истории о морских птицах — кого можно приручить, а кого нельзя.
Лойк Кадью вырастил птенца чайки, но тот исчез через полгода.
— Твой Пик-Квик рано или поздно удерет. У этих дикарей никакой благодарности нет, даже за еду. Как только они смогут сами прокормиться, поминай как звали! И уже навсегда.
Пьеро Кере, сын автомеханика, сказал, что его дядя выдрессировал баклана для рыбной ловли. Тут все недоверчиво загудели, а он сказал: