Как закалялась жесть

Насчет головы Эвглена Теодоровна позвонила отдельно — и тут уж никаких скидок. Мол, свежая «доза» появилась, можете забирать, если еще не передумали.

Установив очередь и договорившись о точном времени, кто из клиентов когда прибудет, хозяйка бегом вернулась наверх.

…Тело разделывали в спешке. Ничего зашивать не требовалось — работа была чисто мясницкая. Укорачивали конечности, отпиливая кусок за куском; вынимали внутренние органы. Елена принесла два десятка контейнеров, которые быстро наполнялись, — в строгом соответствии со списком.

Гениталии отложили отдельно, эта деталь традиционно отходила супруге АО «Недра». Мать отделила голову и кромсала ее, как кочан капусты, срезая выступающие части. Нос и уши, как «мелкие игрушки», предназначались для нового вельможного заказчика — для Первого зама председателя правительства, того самого, которому за прошедшие двое суток уже дважды посылали полный комплект пальцев…

Вообще, гОловы с некоторого времени шли особой статьей. Елена знала, кто на них претендует, кто вожделенно ждет звонка от Купчихи. Очень странный клиент: в отличие от всех прочих, он брал куски человечины ДЛЯ СЕБЯ ЛИЧНО! Всегда — только голову. Вернее, ему нужен был мозг. Между прочим, сынок большого телевизионного босса… «Игрушки» этот псих примитивно жрал, называя их «дозой». Прочитал в какой-то книге, что если регулярно съедать сырой человеческий мозг, то постепенно из человека превратишься в супера (в книге таких гурманов, обладающих сверхспособностями, называли «тенятниками»).

Впрочем, чужая глупость никого не касается, если она хорошо оплачена. До того, как появился покупатель на головы, их приходилось попросту выбрасывать.

Елена, кстати, из любопытства начинала читать ту книжку про тенятников, но бросила. Противно стало. Физиологии ей и в «студии» хватает. Кроме того, хоть бы один симпатичный герой был, а то всё маньяки, людоеды, ведьмы, да борцы с этой нечистью, которые ничем от своих оппонентов не отличаются…

Уложились в полчаса. Остатки сложили в пластиковый мешок, чтобы потом отнести на Нулевой этаж.

Два десятка заполненных контейнеров плюс пластиковый мешок с требухой — вот и все, что осталось от Алика Егорова.

46.

Ох и разбередил Неживой мне душу своим разговором! Про брата, про мать… особенно — про мать. Зачем бывший мент наводил обо мне столь подробные справки — отдельная загадка, которая когда-нибудь разрешится сама собой, я это чувствую, но воспоминания, наполнившие меня после его ухода, как дрожжи разрыхляют и вспучивают мозг. Не взорваться бы…

Воспоминания делают меня слабее.

Брат у меня и вправду моряк, закончил Арктическое училище в Питере. Без работы на берегу не сидит. Дослужился до боцмана. В Москву приезжает редко и неохотно — наверное, не может простить этому городу свое сиротское отрочество. Все-таки ему уже четырнадцать было, когда мама со строительных лесов навернулась; он и понимал тогда гораздо больше меня, да и маму куда лучше помнил. Едва школу закончил — удрал от нас с бабкой, фактически оставив мне московскую квартиру…

Ради этой проклятой квартиры, мама, собственно, и пошла работать на стройку (в советские времена это был один из способов получить жилплощадь). Строили Юго-запад Москвы, сносили старое Тропарево-Никулино, тянули проспект Вернадского… там же мы и поселились. Мать не была замужем, поднимала нас в одиночку. О папаше, которого мы никогда не видели, так и не рассказала, впрочем, утверждала, что отец у нас с братом один. А погибла она так глупо, что до сих пор выть хочется. Работала на лесах — всего-то на третьем ярусе! Незакрепленные доски в настиле вывернулись под ногой, соскользнули — она и провалилась, да так неудачно, что попала в дырку с лестницей между первым и вторым ярусами… в общем, судьба. Или — не судьба.

«Хулиганка», о которой упомянул Неживой и которая едва не опустила меня на шхеры, случилась, когда мне было пятнадцать. Забрались мы с пацанами в «Высотник», то бишь Дом культуры строителей, — вернее, в краеведческий музей при Доме культуры… тьфу, глупейшая была затея! Неохота вспоминать… В общем, как раз после той истории я начал взрослеть: закончил школу и попытался поступить в Строгановку, в высшее художественно-промышленное училище. Не попал, естественно. Тогда пошел в среднее специальное, учиться на художника по металлу, благо там рисунок не сдают (но рисовать все равно надо уметь). Подозреваю, в училище меня взяли исключительно из-за фамилии, да еще из-за того, что парень был сильный. «Художник по металлу» — это ведь, собственно, кузнец… Потом в течение восьми лет я ковал решетки, решетки, решетки, — каминные, оконные, для заборов и балконов, — а еще делал цветы (кованые), декоративные ручки, скобки, люстры… пока меня не сожрала Эвглена Зеленая, одноклеточная ценительница прекрасного.