А если честно, это была элементарная сделка. Я хотел венчаться в церкви, а Джил это привлекало еще меньше, чем в предыдущий раз. В результате спектакль выбирал я, а доводка текста осталась за ней. Она же, должен признать, уломала падре. Не каждый молитвенный дом, даже при современном недоборе клиентуры, согласится венчать такую падшую женщину, как Джилиан. Я сам обошел несколько близлежащих храмов и всюду получил недвусмысленно отрицательные ответы. Тогда отправилась Джилиан и уговорила одного упирающегося небесного лоцмана. Удивительная мастерица переговоров эта девушка. Посмотрите, например, ведь она сумела убедить Стюарта вести себя как офицер и джентльмен, хотя на этот счет имеются другие мнения. Поначалу он приходил в ярость, точно настоящий пещерный житель, при одном только слове «развод»; но Джилиан склонила его к согласию. Я, кстати сказать, не люблю вспоминать подробности этого периода мировой истории. Как Джилиан слишком много общалась со своим Первым Мужем. Как она оставила за собой студию в доме ПМ, даже когда разъехалась с ним. Оливеру было запрещено посещать студию, и он был вынужден pro tem[55] занять позиции квиетизма. Не на заднем сиденье, а прямо-таки в багажнике, вместе с устаревшим атласом дорог и запасным колесом.
Но этот период кончился. Обратимость, главный принцип профессии моей жены, была осуществлена в домашней сфере. Джилиан и Оливер образовали одну общую налогооблагаемую единицу, и призрак жилища в Марбелье, занимаемого в порядке очереди двумя жильцами, был наконец изгнан с лица земли. Куст боярышника за кладбищенской оградой, встрепанный ветром, разбросал свои листья-конфетти — только, пожалуйста, без покупного товара, — и la belle mère отсняла целую пленку, после того как я убедил ее, что по свидетельствам пионеров фотографии аппарат работает лучше, если снять с объектива колпачок. Затем все в приподнятом настроении прибыли в ресторан «Аl Giardinato», и я обещал Джил не звать хозяина Аль, поскольку эта шутка, признаться, устарела и уже никого, кроме меня, не смешит.
В ведерках со льдом возлежали бутылки с игристым белым сухим вином — вы же понимаете, предстоял банкет исторического значения, а не какая-то еда на скорую руку, оплачиваемая по кредитной карточке, — а разве можно в итальянском ресторане заказывать французское шампанское? Мы весело обменивались впечатлениями о чудаковатых манерах пастора, о том, что все пути приводят в «Аl Giardinato». Тут подали первое блюдо: spaghetti neri alle vongole.[56] Мы шутя преодолели возражения, что, мол, Олли выбрал кушанье скорее подходящее для похорон, чем для свадьбы. «Maman, — я сказал (я остановился на таком решении вопроса, как мне ее называть), — maman, вспомните, что в Бретани внутренность церкви, где происходит венчание, завешивают черным». Впрочем, всякое несогласие смолкло, как только была поднесена ко рту первая вилка. Я втягивал в себя счастье, как длинную, гибкую, прочную макаронину. И тут я увидел этого гаденыша.
Позвольте я опишу сцену. Нас было десятеро. Кто да кто? Да так, несколько избранных и близких amici и cognoscenti.[57] Мы сидели за длинным столом в глубине зала в своего рода нише — немного в духе «Тайной вечери» Веронезе, — а в зале за столиками обедала просто публика, изо всех сил вежливо притворявшаяся, что до нас там никому нет дела. (До чего же это по-английски. Не примазывайся к чужому веселью, не пей за здоровье празднующих и вообще не замечай никакой свадьбы, пока они уж слишком не расшумятся, а тогда можно пожаловаться…) Я сижу, оглядываю понуренные головы, и кого же я вижу прямо против нашего стола? Тактичного Первого Мужа, расположившегося за отдельным столиком и якобы читающего книгу. Для начала забавный гамбит: Стюарт, видите ли, читает книгу. Он бы гораздо меньше привлек внимание, если бы махал нам, стоя на стуле.
Я тихонько встал из-за стола, хотя рука новобрачной пыталась меня удержать, подошел к экс-супругу моей супруги и дружески посоветовал ему убираться. Он не поднял головы. Глаза его были устремлены в тарелку с лазаньей (как и следовало ожидать), которую он безуспешно терзал вилкой.
— Тут общественное место, — пролепетал он.
— Потому я и прошу тебя освободить его, — пояснил я. — Иначе я бы не оказал тебе такой любезности и не стал с тобой разговаривать. Ты бы у меня вылетел за дверь по частям. И уже валялся бы в контейнере для отбросов.
Возможно, это было сказано немного слишком громко, подошел Дино, хозяин.
— Аль, — воспользовался я прежним шуточным обращением, — тут имеется нечто оскорбляющее взор. Черное пятно на вашей траттории. Это грозит неприятностями. Будьте добры убрать.